Антонина Глушко: Как я как бы забеременела (сборник)

…Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша…

Однако мы отвлеклись от основной темы, хотя и созвучной с выше опубликованными поэтическими строфами.

Итак, начинается повествование, которое любопытным вовсе и не обязательно читать.

В общем, залетает вчера ко мне соседка (мы живём через стенку) с криком:

– Представляешь, мой старый козёл завёл себе молоденькую дуру, и вяжет узлы, собираясь к ней улизнуть!!!

– А ты что, расстроилась? – поинтересовалась я, знакомая с семейной жизнью соседей.

– Я?! – в нервном всхлипе воскликнула соседка. – Да ни в коем разе! Пусть попробует пожить без меня! – пригрозила она изменнику.

– Ну и пусть уходит, – посоветовала я. – Тебе будет спокойней жить.

– Спокойней?! – неожиданно возмутилась она моему совету. – Как это, спокойней? Ты была бы спокойной, если не представляешь, с каким багажом заявится он после этого домой? – выдала она что-то непонятное мне.

– С каким багажом? Он что, подворовывает? – насторожилась я. Что-то не замечала я за соседом подобного порока.

– Какое подворовывает? Да к нему они сами прицепляются! – выкрикнула она вновь непонятно чего.

Разговор у нас напоминал слепого с глухим.

– Девки, что ли? – дотошничала я, выискивая истину.

– Да какие девки! – бегая по комнате, кричала соседка. – Козявки! Козявки к нему цепляются.

Я не стала выяснять, о каких животных выкрикивает возмущённая женщина. Потому и промолчала.

– Прошлый раз приволок их… – я так и не узнала, чего она хотела сказать, о каких таких козявках, как в дверь постучали. Соседка почему-то испуганно понеслась вглубь моей квартиры.

– Кто там? – спросила я, подойдя к двери.

– Это я, ваш сосед. Моя жена у вас?

– Слушай, твой благоверный спрашивает тебя, – кинувшись на поиски брошенной жены и обнаруживая её в своём кабинете сидящей на диване с настороженным видом.

– Да? – приподнимаясь, спросила она. – А ты уверена, что это он? – засомневалась соседка.

– Конечно, он. Я что, не знаю его голос, – подтвердила я.

– Ладно. Спроси у него, чего ему надо? – подталкивая меня в спину, наказала она мне.

– Вы тут? – прикладывая ухо к двери, поинтересовалась я. С соседом мы были на «вы».

– Да тут, тут, – с досадой подтвердил тот своё присутствие, и снова спросил: – Моя жена у вас?

– Светка! – снова забегая в кабинет, прошипела я. – Иди, разбирайся сама со своим козлом, – сосед принялся снова стучать в мою дверь.

– Ну, ладно! – зловеще произнесла брошенная жена, приподнимаясь с дивана. – Всё, я пошла! – отчеканила она, одёрнула кофту и гордо шагнула в распахнутую дверь.

Я приложила ухо к замочной скважине, однако за ней не услышалось ни единого звука.

На следующее утро, отправляясь на службу, как обычно, закрывая дверь, повернула ключ в замочной скважине, и тут… из своей двери появляется сосед, Светкин муж.

Под глазом у него красовался распрекраснейший фингалюка. Как ни в чём не бывало, поздоровался со мной.

Я привычно ответила на его приветствие.

– На службу? – заученно поинтересовался он.

– На службу, – односложно ответила я, нажимая кнопку лифта, вызывая подъёмник.

Сосед не скрывал лицевые отметины, предположительно полученные во вчерашнем домашнем ристалище.

– У меня Светка не женщина, а золото! – глядя на меня, неожиданно выдал он. Хотя никогда со мной не откровенничал. При этом весело рассмеялся, чего в силу своего высокого служебного статуса раньше ничего подобного себе не позволял.

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ним. Направляясь к ожидавшему его служебному ДЖИПу, сосед предусмотрительно нацепил на себя тёмные очки.

– Ты представляешь, что мой козёл вчера отмочил?! – спустя неделю, ворвавшись ко мне в квартиру, закричала Светка.

Теперь я знала: завтра утром сосед с привычным фонарём поприветствует меня, замыкающую дверь собственной квартиры. А в лифте назовёт Светку золотой женщиной. «Се ля ви», – сказал бы тот французский поэт, обозначивший начало нашей повести. А может, вовсе и не французский.

Панюшкин Петька, едва переступил порог родительского дома, возвратясь из рядов доблестной российской Армии, как тут же заявил родителям:

– Женюсь!

Те знали, на кого нацелился единственный сынок – надежда и опора их старости. Хотя со старостью родичи маленько погорячились. Бате только осенью стукнет сорок, а мамане и того меньше – едва исполнилось тридцать семь.