Вождь все понял правильно. Прямо при полковнике дал команду разорвать все договоры с Палычевой автолавкой, самого Палыча вместе с подругой уволить в связи с утратой доверия.
В довершение ко всему полковник решил зачем-то отправить на мэйл Иван Палычу беседу с Олесей, где она не только сдает его с потрохами, а еще и награждает по ходу разговора такими эпитетами, которыми обычно награждают плечевые своих клиентов-дальнобойщиков.
Вечером Иван ударил что есть силы неспортивной чиновничьей рукой Олесю по обожаемому лицу и запил. Пил он четыре года без остановки, и за все это время ему так никто из его обширнейшего круга общения ни разу и не позвонил. Первыми, понятно, звонить перестали бывшие подельники по бизнесу, эти некогда надежнейшие и преданные друзья, чьему собачьему умению трогательно заглядывать в глаза позавидовал бы даже есенинский Джим, которому поэт предлагал повыть при луне.
Потом Палыч умер.
А у Олеси все отлично. Депутатом она, увы, не стала, но за годы работы рядом с Палычем собрала отличное портфолио богатых и влиятельных людей. Кто-то стал инвестором, кто-то «крышей», кто-то – административным ресурсом, а кто-то клиентами ее нового заведения под названием «Бабочка». Это и сейчас крутейший в городе стрип-клуб, он же – массажный салон. С консумацией, естественно.
Но без проникновения, все законно.
«Ай бай ресторан», или философия олигархии
Через месяц после смерти Бобра Кац прислал мне письмо на мэйл, в котором просил подъехать к нему на поговорить в Венецию. У него была там квартира, и он сейчас жил в основном там, на родине не появляясь, как он писал, «по понятным причинам».
Причин этих я, в действительности, не очень понимал, поскольку представления не имел, за что и кто все-таки убил Бобра и угрожает ли теперь что-то Кацу или мне, например. Выяснить все это, безусловно, было нужно, наш контракт продолжался, а потому я собрал рюкзачок и полетел в Южный Санкт-Петербург (разве такое название нелогично, раз Питер зовут Северной Венецией?)
В Венеции я застал Каца в удручающем состоянии. Всегда умный, ироничный и интеллигентный, он удивлял меня трезвостью своего сознания. Сегодня трезвостью и не пахло. Пахло перегаром. Кац был пьян в лоскуты уже в 12 часов дня. Чувствовалось, что это перегар не одного и не двух дней синьки [24]. Говорить, правда, в столь ранний час он еще мог и передвигался на двух конечностях, почти не спотыкаясь.
Встречу он назначил в своей квартире с теми самыми знаменитыми венецианскими окнами, занимавшей весь этаж и во все стороны смотревшей на большую и малую воду, что было неплохо в этот жаркий день.
– А, Славик! Заходи! Налей себе че-нибудь, – махнул он рукой в сторону бара. В его руке был полный бокал, очевидно, граппы, полбутылки которой стояло рядом на журнальном столике.
Пить в такую рань не хотелось, но и быть совсем на разных волнах с таким пьяным человеком – сущая бессмыслица. Потому я достал бутылку холодной Франчакорты [25]и налил себе почти до краев большой винный бокал.
– Рад встрече, Марк Моисеевич! Спасибо, что пригласили домой!
– Ой, ну хорош уже вот этих своих ритуальных приседаний, Славик! Тебе ни на что меня не надо разводить, я и так знаю, что ты можешь, а что нет. Жулик ты первостатейный, как без тебя, такого, обойдешься. Давай уже на «ты», можно Марк, не трать слова понапрасну…
Он говорил тихо и хрипло, слова давались ему с трудом.
– Смотри. Проблема вот в чем. В компании нашей все офигели от того, что случилось с Андреем. Мы без него – средней руки торговая фирма. Да и чтобы сохраниться в этом виде, надо убедить всех в том, что то, что случилось, никак не связано ни с политикой, ни с экономикой. Что это бы-то-ву-ха! Бытовуха, понял? Иначе от нас все разбегутся, и на рынке нас больше не будет.
– Понимаю. Эту версию вбросить несложно. Но мне самому хотелось бы понимать, что все-таки произошло. Может, мне тоже нужно уже вставать на лыжи и валить куда-то. В Киев вот на кампанию мэра зовут.
– Славик! Вот ты же не ребенок. Ты же не первый день дедушку вашего областного знаешь. Как вы там его зовете – Бабай? Ты же знаешь, что мы с ним работали?
– Да, конечно.
– И знаешь, что мы налик [26]для него через себя прокачивали? Весь его налик на все дела, где таковой был нужен, весь был от нас.
Я впервые об этом слышал, но на всякий случай кивнул, чтобы не сбить говорливый настрой обычно скрытного Каца.
– И вот незадолго до известного тебе решения Андрея возник такой мексиканский вариант – это когда, как в фильмах Тарантино, все стоят и друг другу в голову целятся. Бабайский сын Рахим закинул нам ха-арошую сумму. Мы кинули в офшор. А по ходу начался какой-то форсмажор. Прокуратура на хвосте. И здесь, и в офшоре. Не случайно, конечно. Кто-то слил схему. Все стали всех подозревать. Денег куча ушла. Никто не хотел, чтобы затраты пошли на его счет. Теперь Рахим считает, что мы его сдали и кинули. Мы считаем, что это сдал и кинул нас офшор, мы ждали, что они вернут, тогда отдали бы Рахиму.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу