Игорь Веселов - «Футляр времени», или Хроники одной хрени

И вот между ними происходит объяснение – с Иркиными пунцовыми щеками и холодным потом на Женькином лбу. Случилось это в слякотную новогоднюю ночь, которую отмечали в Андрюхиной большой профессорской квартире.

Тихий в проявлении своих чувств стратег просит Мастера решить тактическую задачу – создать условия некой интимной кулуарности для пылких признаний.

Друг не подвел. Итогом его дипломатических ухищрений стало: свободная от родителей «хата» плюс камерная компания из двух, незнакомых Жеке, девиц, конечно Боба, теоретически обсватаной пары и самого Андрюши.

И оказалось все просто. Сразу, после речи Брежнева и боя курантов, Ириска, так он ее, иногда, называл про себя, прильнула горячими губами к его уху:

– Какой же ты все-таки дурак! – а таковым Жека готов быть всю жизнь – лишь бы с ней рядом.

И, как ему до этого казалось, безответные страдания вмиг превратились во всепоглощающую чувственную взаимность двух юных.

А «это» случилось почти сразу – в те зимние каникулы. Бабушка уехала в гости к подруге. Путаясь в одеждах они упали на предательски скрипучий диван.

Были целомудренно неумелы и стеснительны.

У Иры закрыты глаза, только длинные ресницы дрожат. Кажется, они вот-вот порхнут бабочкой.

Потом она тихо плакала, положив свою гриву волос на его еще безрастительную грудь.

Смотрел на ее чуть вздрагивающее худенькое плечо и одновременно испытывал непонятную щемящую грусть, мужскую гордость, что он – первый, и уверенность – уж точно будет единственным.

В тишине комнаты звонко тикал старый будильник – начал отсчитывать их время быть вместе.

И побежали дни, как тогда казалось, взрослой жизни. Борисов помнит – радость тугим узлом стояла в горле, аж трудно дышать. А еще вяло старались скрыть то, что смотря на их лица, вряд ли можно спрятать – выражения счастья, будто стеснялись его немного.

Все вокруг улыбалось им: студеное солнце, весенняя промозглость, лужи на выщербленном асфальте. Много позже пришло осознание – по яркости впечатлений и эмоций всполох юношеской, по-настоящему, любви сопоставим, разве что, с рождением собственного первенца.

В тот период он как бы «заточен» на прекрасность своего будущего.

________________________//______________________________

Бомж Евгений сидит на деревянном ящике, низко опустив голову, локти уперты в колени – на стене подвала его тень, контуром напоминающая падшего ангела со сложенными крыльями.

________________________//______________________________

А летом произошло то, что по стойкому разумению Женьки просто не могло случиться.

Июль выдался нетеплым, с частыми дождями. Девятые и десятые классы по традиции были направлены на прополку картошки и других овощей в подшефный колхоз. Это называлось – на пару недель съездить в трудовой лагерь. Обязательный характер такого десантирования, в 50-ти километрах от города, не всем школьникам прибавлял настроения – любая подневольность способствует разрушению энтузиазма и инициативы, особенно в юношестве.

Но старшеклассник Борисов ехал с Ириной, и от того махание тяпкой представлялось, в компании с ней не более, чем приятным времяпрепровождением, несмотря на некоторую его антипатичность к физическому труду.

С утра и до четырех молодежь в поле. После вечерних посиделок с танцами тянет в сон. «Гвоздь» досуга – дискотека, которую деревенские, в тех краях, называют, не иначе, как массовкой. Им, почему-то, претят западные неологизмы.

Приехавшие городские в сельский клуб не ходят – боятся. Все может закончиться дракой.

Понять агрессивность хозяев совсем несложно – неизбывное различие между городом и деревней (была такая политэкономическая «фишка» эпохи «развитого» социализма). К этой закомплексованности местных добавлялась, ко всему прочему, острая нехватка своих девчонок. Такой дисбаланс толкал ребятню стаей периодически появляться на дискотеке лагеря.

Стоят кучей, смотрят на танцующих – на вечно загорелых лицах стеснение и неуверенность, что их приход сюда уместен. И здесь можно прочувствовать «клозетное» высокомерие города и оскорбленное достоинство убогого быта села.

Встречаясь утром у умывальников, Ирина прилюдно подставляет щечку для короткого Женькиного «чмока». В косых девчачьих взглядах сквозит зависть. А его состояние счастья безудержно резонировало с веселым щебетом невидимых птиц.

За день до отъезда домой устраивается прощальный костер. Ребята надыбали в деревне самогонку.

Отойдя подальше от центра праздника наливали по полстакана мерзкопахучего. Крепче Жека еще не пил. Старается не опозориться. Кажется, получилось. Смачно захрустел поданным зеленым яблоком. От неспелости аж свело челюсти. Спешно закуривает свои любимые «Родопи».