Ирина Моисеева - Ничего себе история

– Плохо. Похоже, у меня поражение головного мозга. Я схожу с ума.

Митяй был здоров, ноги у него не подкашивались, и ни в какие поражения головного мозга посредством апельсинового сока он не верил. Ему на расследование потребовалось всего каких-то три минуты.

Через три минуты он привел в комнату Настю, всю в оранжевом. В руках у нее была папка с бумагами.

– Практическая работа, исследовательский проект, – говорила она и смотрела куда-то в сторону.

– Тема: «Влияние оранжевого цвета на эмоции и состояние человека», – процитировал Митяй. – Цель работы: «Доказать, что оранжевый цвет поднимает настроение и улучшает физическое самочувствие человека». Ну, – повернулся он к Насте, – и как? Доказала? Что напишешь в выводах?

– Я напишу, – ответила Настя, посмотрев на Люсин дергающийся глаз, – я напишу, что выводы сделать невозможно, так как не все условия были соблюдены.

– Еще не все? – присвистнул Митяй, подняв оранжевого верблюда с пола.

– Не все, – повторила Настя. – В идеале, надо стены в оранжевый красить. А ты мне краску вчера в стройматериалах не разрешил купить.

– Стены в оранжевый? – покивал Митяй.

И тут вдруг в одну секунду Люся почувствовала такое облегчение, что сразу поднялось и настроение, и самочувствие.

– Цель работы достигнута, – сказала она, – мне очень хорошо. Так хорошо, что даже аппетит вернулся.

– Ну отлично, – ответил Митяй и хитро посмотрел на жену. – Пошли чай пить, я тут как раз в «Лисичкины пироги» после работы заехал, пирог с курагой купил. Твой любимый. Оранжевый.

На последнем слове он выскочил из комнаты и закрыл за собой дверь, поэтому оранжевый верблюд, который Люся швырнула ему вслед, брякнулся прямиком о дверную ручку.

Иногда на Люсю нападало плохое настроение. Митяй называл это «сезонная хандра».

Для сезонной хандры неважно было, какой сезон за окном. И повода особого не нужно было, повод находился на пустом месте. И даже на пустом месте его было проще отыскать.

Хандра случалась редко, примерно раз в год, но если случалась, то в доме объявлялся режим ЧС.

Сегодня утром Митяй вошел на кухню и сразу понял – она случилась.

– Ты толстая? – на всякий случай спросил Митяй, хотя такой примитивный повод давно уже был пройден.

Люся молчала.

– Конечно, ты не толстая. И надеть тебе есть что, и все живы и здоровы, между прочим, – абсолютно равнодушно сказал Митяй, и тут же об этом пожалел. Потому что из Люсиных глаз полились слезы, а это значило, что хандра вышла в свою самую опасную затяжную стадию.

– Мы на тюбингах кататься едем сегодня? – спросила заспанная Настя, войдя на кухню

– Даже не знаю, – ответил Митяй, кивнув на жену.

– Поезжайте без меня, – проговорила Люся, сморкаясь в салфетку. Салфетка была беленькая, чистенькая, а Люсин мокрый нос сделал ее мокрой и серой и превратил в разваливающуюся тряпочку и от этого Люся зарыдала еще сильнее.

– Хандра? – спросила Настя Митяя.

– Она, – ответил Митяй.

– Причина?

– Еще не выяснял.

– Так ты давай быстрее, а то не успеем съездить, темнеет рано, а в темноте неинтересно будет.

Через час Митяй выяснил: причина, как ни странно, именно в сезонности. Оказывается (вот ведь!) наступила зима, декабрь. Солнца нет, зато навалило полно снега. И (о, ужас) во дворе всю площадку завалило снегом. И (о, еще больший ужас) даже ту самую скамеечку, которую видно из их кухни.

– И что? – равнодушно переспросил Митяй. – Каждую зиму так, к весне оттает. Весной солнце становится ближе, теплее, снега все меньше, – разговаривал он с ней, как с идиоткой.

А она не идиотка! Она, на всякий случай, глубокоранимая и чувствительная натура. И, может быть, ему, конечно, ни жарко, ни холодно от того, что вокруг зима и сугробы, а она сейчас прям видит, как жизнь проходит. Все проходит, все занесет снегом. И ничего не останется. Пустота. Белая пустота, как снежное полотно.

– Надолго, – сообщил Митяй Насте, выйдя в коридор. – Все намного серьезнее, чем я думал. Она не толстая, но скамейку занесло.

– На тюбинги, хочу на тюбинги! – скакал Сашка.

– Поедем без мамы, – ответил Митяй, – собирайтесь.

Через три часа они вернулись домой и застали ту же самую картину.

– Дорогая, если ты надеешься дождаться, когда снег растает, то боюсь ждать придется долго, – проговорил Митяй. – Ну в конце концов, далась тебе эта скамейка? Других радостей полно. Мы вот на ватрушках катались, весело.

– Мы с тобой целовались на этой скамейке, – произнесла Люся трагичным голосом, – но тебе все равно. Ты не помнишь. Все проходит. И это пройдет. И мы пройдем.