Глеб Сотник - Рассказы неопытности

– Как это через неделю? Давайте пораньше, а то так у меня еще фурункулы вскачут, а там и печень отвалится!

Вера Павловна тяжело вздохнула, и хотела уже сказать, но дама тихо встала и пошла в сторону двери.

– Куда вы, Ева Андреевна?

– Я вижу, опять он к вам пришел. Вы сначала с ним закончите. А я пойду, в таком случае, кого-то другого найду. Благо у меня, действительно, не так все плохо, как у находящихся в этой комнате.

– Ева Андреевна, вы подождите, я вам помогу! Что же вы будете маяться? Уже и очередь отсидели!

– Вы себе помогите, Вера Павловна, прежде чем другим помогать…

И дама вышла из кабинета, медленно и аккуратно зашагав по коридору. Николай Нурланович зашел наконец в кабинет, но далеко не прошел. Вера Павловна отрезала:

– Не могу, Николай Нурланович – вы не успеете все сделать за более короткий срок. Я делаю для вас лучший вариант. До пятницы.

Шебутилов вышел из кабинета грустный, в жаркой шубе, пошел вновь по ногам людей, но теперь уже молча. Он не улыбался, только пытался понять – где же заболит сейчас? Он трогал себя везде, где могло резать, мял там, где могло ныть.

Дойдя до остановки в автобусе в таком состоянии, и постояв спокойно с минуту, он успокоился, и даже перестал трогать себя на людях. Он дернул телом, пытаясь вытряхнуть из себя все неблагоприятные мысли, и по нему прошла приятная дрожь. Но Николай Нурланович не принял эту дрожь за приятную. «Что это?» – спросил он сам у себя. Его ноги вздрогнули, и после очень долго дрожали, лоб мгновенно вспотел, неприятно наливая влагой кожу на лице. Он покраснел, и вновь бледные руки его стали кровавыми. «Что со мной? Это органы отказывают?».

Шебутилов рванул в больницу. Он оказался там через пять минут. Очередь почти не продвинулась – Вера Павловна успела принять от силы четырех человек. Шебутилов оттолкнул лысенького мужчину, пытающегося зайти к ней, и забежал сам:

– У меня селезенка отказывает!

– Да как же вы тогда так ходите? – с издевкой спросила Вера Павловна.

Шебутилов скинул шубу на пол и поспешно лег на кушетку.

– Зовите санитаров! Скорее! – он не двигался совсем, чтобы не навредить внутренним органам.

Вера Павловна встала и направилась к двери, но проходя мимо кушетки резко тыкнула рукой в селезенку Николая Нурлановича. Он со страхом посмотрел на нее.

– Я буду жаловаться! Зачем вы меня истязаете?

– Это пальпация. Ничего у вас не болит. Селезенка вот здесь, – она показала ему рукой – потрогайте сами.

Он выполнил ее действие и неожиданно улыбнулся, как бездомный, получивший неожиданно тысячу.

– Действительно… – он сел на кушетке. Вера Павловна подала ему его пальто, предварительно отряхнув.

– Извините… Спасибо вам.

– Видите? Не мешайте работать, пожалуйста. Увидимся с вами в пятницу.

Шебутилов вышел, и вновь молча прошел по коридору. Он опять оказался на остановке, но теперь дрожи в теле не было. Он обратил внимание на свое ощущение тела: «Нет, не болит» – подытожил он для себя». Зайдя в автобус, он сел у окна, как он и любил. Но рядом с ним села невероятных размеров женщина. Этого он не любил. Спустя пару остановок автобус забился людьми так, что даже на их с женщиной сиденье смогла поместиться маленькая девочка. Прижавшись к окну, отчасти из-за неизбежности, он стал смотреть сквозь драную тонировку на тающую черными оттенками зиму. На подтаявшей российской дороге, на кочках, его растрясло. Появилась слабость, на организм вдруг напала… тяжесть. «Селезенка распухла!» – подумал он, резко встал, неизвестно как сдвинув неподъемную женщину, и пропихиваясь к кондуктору сквозь классические тела и запахи тел маршрутки, крикнул водителю:

– Остановите здесь! Мне плохо!

Он отдал сторублевую купюру, смятую от нервов в руке, и выпрыгнул, чуть не уронив портфель. Когда он перебегал через дорогу, он не позаботился о своей безопасности. Шебутилова сбила машина. Похороны были в пятницу.

Молодость…

Время душевных терзаний! «Кто же я такой? В чем мое призвание?» А что мы делаем в молодости, совершая ошибки? Что только не делаем! Ни разу в молодости я не обвинил себя в своих проколах. Поймите правильно: я неоднократно извинялся, неоднократно говорил: «Я виноват, каюсь!». Я имею в виду ощущение правильности своих действий – оно меня никогда не покидало. И вот, со временем ты начинаешь понимать – действительно, то была ошибка! Или даже хуже: «Как я мог так поступить?».

Был теплый, солнечный майский день. Во дворе, между многоэтажек, Кирилл стоял на коленях перед Надеждой. Ситуация проста – такую вы неоднократно видели в фильмах. Чаще в мелодрамах. Кирилл изменил ей – Кирилл плохой. А ведь как все начиналось!