Ульвия Мустафина - Жила-была квартирка

– Знаю я о каком комбинезоне ты говоришь. А вот теперь скажи мне, вот скажи: какой в нем цвет основной? Вот именно: би-рю-зо-вый, – продолжал настаивать на своем холодильник. – И что путного может получиться из того, что так выделяется на фоне всех остальных?

– А может быть, Боцман говорил совсем не об этом? А, коралловый? Это во-первых. А во-вторых, что ты имеешь против равноправия цветов или нововведения нового, если старое больше не устраивает, не работает или просто отжило свой век? – заметно оживился диван. – Из-за таких, как ты, и образуются застои, между прочим. Когда водоему перекрывают возможность на обновление его содержания. И гнилью попахивать начинает. Просто тебе этот запах вряд ли знаком. Твое содержание, благо, не в твоих закостенело-консервативных руках и регулярно перебирается. А то все бы мы тут давно к чертям собачьим задохнулись, дай тебе только волю и власти чуть больше.

– Революционер, тоже мне, борец за права и свободы. Наслушался всякого в своем сыром засратом цеху с понятно какими настроениями, среди дорог пораздолбаннее и в вечно не просыхающих лужах. И теперь разглагольствует. Молчал бы лучше!.. На этом прекрасном балконе с бело-бирюзовой плиткой на полу с подогревом и с прекрасным видом на цветы. Видел я фильмы про революции твои. Кровищи-то сколько, грязи, насилия. Фу!

– Да, и все потому, что вовремя фильтры не меняют и трубы не прочищают, а так и живут с забитыми, и все больше духами там всякими поливаются, чтобы вонь до носа не доходила в то время, как уже по колено в дерьме шлепают.

– Ой да, когда фильтры не меняют и пренебрегают элементарной гигиеной, это гадко, – согласилась через сообщающееся с ванной окно стиралка. – И вот раковина тут со мной соглашается, и трап, и вообще все. А ты что молчишь, кухонная наша родственница?

– Потому что мне все равно, – совершенно бесстрастно ответила раковина. – В меня механизм встроен всеперемалывающий. Так что проблем с застоями и гигиеной не имею. И нам, признаться, все равно, что при этом дробить и что смывать. Все равно все временное. Хоть суп фиолетовый, хоть кости белые.

– Как-то это жутко прозвучало… и вообще ты жуткая. Какая-то особенно безразличная, что ли, ко всему происходящему, – опасливо заметила посудомойка, в то время как стиралка и вовсе промолчала.

– Может быть, потому, что я знаю куда все в итоге направляется? Хоть фиолетовое, хоть бирюзовое. В канализации и на свалке уже все равны и не имеют принципиальных отличий.

– Кажется, мы немного отклонились от темы, – осторожно отметил стол и продолжил: – Диван прав, речь шла немного о другом, коралловый, но пусть это тебя не обижает. Твою точку зрения мы поняли. Попрыгунчик настаивала, что он просто таким получился. Непреднамеренно. Скорее всего, из-за сочетания ткемали, сумаха и чугунной кастрюли, в которой готовился. Или дело было совсем не в чугунной кастрюле. На что Боцман и отметил ее особенность в том, чтобы готовить именно в чугуне и добавлять в суп сумах и ткемали. Хотя дело и вправду было совсем не в чугунной кастрюле. И, может быть, она все это делает именно потому, что это идет вразрез с общим или, во всяком случае, близлежащим движением. И если бы все повально пользовались чугунными кастрюлями и добавляли в суп ткемали, она бы придумала что-нибудь другое, эдакое, но обязательно отличительное от других.

– И что ты думаешь? – спросил диван.

– Думаю, что хотя бы в одном Боцман определенно прав. Обычные блюда или хоть какие-нибудь по рецепту в этом доме, кажется, никогда не появлялись. Во всяком случае, на моей поверхности.

– Дорогой, – отозвалась духовка, – но все же может быть в элементарном полете творчества. Мы же все видели, как она готовит, принюхивается, добавляет или откладывает в сторону. Вот варочная поверхность мне точно не даст соврать. И что теперь поделать, если у моей девочки настал период с веяниями грузинской кухни, с ткемали, орехами и кучей зелени. Завтра он закончится, и снова что-нибудь начнется. Вегетарианский период мы все благополучно проходили. В какой-то степени веганский тоже. Сегодня одно, завтра другое, послезавтра третье, получается, не получается, задерживается, не задерживается. Это же не мешает ей быть все той же нашей девочкой. Которая очень внимательно и уважительно ко всем нам относится и даже благодарит за помощь. И это так приятно. И что теперь поделать, если по рецепту ей и готовить, и жить скучно, задыхается она. Пробовала ведь. А так вот поет, улыбается, что-то там сочиняет, выдумывает. Ну разве не чудо?