Анна Кимова - Паблик [Публичная]

– Подтянуть-то можно что угодно и куда угодно. Весь вопрос, какими силами и что ты получишь на выходе. Не проще просто назвать книгу, например, «Слово из трех букв»? Или «Х» многоточие «Й»? Всем же будет понятно, что имелось в виду. Зато в плане закона трудно будет придраться, особенно если мы с тобой это предварительно согласуем с Авксом-Цензурой. У меня там сейчас как раз есть подходящие люди с вполне современным мышлением.

– Нет, это опять будет полумера. Тогда мне так Полухамской и надо оставаться. Уж если и начинать новую жизнь, так надо, чтобы всё с чистого листа. И сразу с размахом.

– «Хий» – это будет скандал. Даже, возможно, суд. Ты готова будешь два года просидеть на изоляции в случае самого неблагоприятного исхода? И к тому же роман к тиражу не допустят. Ты, конечно, потом за счет других книг наверстаешь, но все же хорошенько все взвесь. Не девочка уже, на изоляции сидеть. Это наши новомодные двадцатилетки себе такое могут позволить. Им два года на изоляции с правом гаджетов – это что две недели на больничном. У них же реальная жизнь в телефоне. Но ты-то старой закваски.

– Да в принципе на изоляцию тоже можно… Если только с правом стриптизеров. Без телефона, конечно, будет трудно, но жить можно. А вот без мальчиков…

– Думаю, это решаемо. Одно право точно можно будет отстоять. А если удастся два или три, то, может, получишь и то, и другое. Мне надо мою монографию по юрофилии поднять, тогда я тебе точнее смогу сказать, что в этом случае можно будет придумать. А как тебе такая мысль: пишем «Вий», букву «В» зачеркиваем, и над ней ставим букву «Х». А?

– Слушай, а это идея! Мне нравится. Я же говорю, что ты гений! Тогда без суда, без изоляции?

– Спорный вопрос. Смотря насколько сильного принципала от лингворусов назначат. Но при любых раскладах в этом случае доказать, что «я – не я», будет уже гораздо больше шансов, так что попробовать стоит.

Как же они все меня достали. Полные моральные уроды, которые привыкли называть белое черным, а черное – золотым. В моем мире их всегда было слишком много. Они и сделали меня той, кто я есть.

Еще в юности я осознала, что на амбициях большинства человеческих особей можно не просто зарабатывать, а сколотить целое состояние. Понимание такой простой истины пришло ко мне еще в те времена, когда разные дяди и тети гостили в нашем доме, приводя с собой своих тупоголовых детишек, а я сидела либо за одним столом со взрослыми, либо в своей комнате со всеми этими малолетними отпрысками лучших умов. И даже не могу сказать, что для меня было более мучительным, слушать выступления больших по росту и положению, но не по уму людей или развлекать их потомков.

Большинство дядь неприкрыто льстили отцу. Некоторые из них вели длинные задушевные разговоры о том, как сделать этот мир лучше, очистить его от скверны. Мне тогда было десять, но я запомнила, как же наивно и смешно это звучало. Те, что были попрагматичнее, обсуждали более насущные дела – как отстоять свое право на власть, войти в большой бизнес и при этом остаться в живых. Отец всех выслушивал, кивал и соглашался. Таким я его и запомнила: мастером создавать впечатление, что он друг для всех и каждого. Он давал всем выговориться, а сам предпочитал помалкивать, но большинство принимало его молчание за хороший знак: «Платон Макарыч молчит, кивает и доброжелательно улыбается. Значит, он на нашей стороне. Дело в шляпе!» – думали все эти олухи. А я смотрела на отца и понимала, что хочу быть как он.

Женщины не допускались до разговоров мужей и обычно удалялись на пленэр (ну а если по-простому, то потрепаться и перетереть все сплетни до состояния пара). Эту общину всегда возглавляла мать. Татьяна Моисеевна брала кур под свое крыло и отводила их в отсек с официальным названием «женское крыло», между нами же мы называли его «курятником» – комнаты с выходом в сад, где они часами кудахтали. Таким образом, все гости были убеждены, что деловые посиделки у Платона Макарыча всегда наилучшим образом организованы. Детишки играют в яслях с Леночкой, мужчины ворочают своими большими делами отдельно от жен, а женщины тем временем заняты именно тем, для чего они и были созданы: говоря официально – невинными женскими шалостями, а по-простому – всякой фигней.

Куры были в полном восторге, ведь им не приходилось сидеть за «скучными деловыми столами» или смотреть за детишками, многие из которых уже изрядно обрыдли своим мамашам. Женщины были предоставлены сами себе, а точнее моей матери. Уж она-то знала доподлинно, чем их занять! Пленэры были разнообразными и ни один из них не походил на другой. Татьяна Моисеевна могла устроить костюмообмен, когда новомодным только что привезенным из разных мест мира шмоткам подбирались новые хозяйки. Это было вроде аукциона одежды, но мать никогда не брала ни с кого денег. Она отдавала все «от чистого сердца». Татьяна Моисеевна читала им лекции по живописи раннего импрессионизма или ставила актуальное кино. Вместе они слушали и обсуждали музыкальные новинки, или мать скармливала им последние сплетни. Она могла устроить им СПА-сеанс или вечер кройки и шитья. А один раз я своими глазами видела, как она провела для них мастер-класс по приготовлению настоящего итальянского ужина. Помню, это тогда только входило в моду. В конце вся компания ела какие-то блюда с замысловатыми итальянскими названиями, а мать раздарила товаркам наборы специй, салфеток из флорентийского хлопка и еще какие-то мелочи.