Станислав Зелинский - Калейдоскоп

Ботфорты — пунцовые! — влияли на воображение, поэтому я быстро сменил тему и начал расспрашивать о палках, импортируемых из Финляндии.

— Цвет натуральный, светлого дерева. Это, считают художники, удачно сочетается с пунцовым.

— Разом по одному процессу не пройдете. Придется объявлять амнистию, бандитов — в отпуск, чтобы для вас очистить места. Всюду теснота, строят сейчас мало.

— Вы упустили из виду одну деталь. Вот тут.

Взглянул — и меня чуть удар не хватил, потому что я рассмотрел «многоцветный букет», а при нем свою фамилию, имя, телефон, подробный адрес и почтовый индекс.

— Вы думаете…

— Я? Выдумаете вы, и, я уверен, это будет то, что надо. Буклет? Скорее изящный фолиант. Импортная бумага, заграничные краски и печать, миллионный тираж на нескольких языках, реклама на весь свет. Можете писать обо всем и ни о чем, потом вычеркнем, нам важна традиция, прошу обратить внимание, женщины в тех краях в старину носили пунцовые юбки и темно-синие накидки; мы очень заинтересованы в личных воспоминаниях, посему — смело о Тадеуше, его тетке, цеппелине. Смело, и с фантазией, кто проверит? Вы обратили внимание, абсолютно справедливо, на финские палки.

При подготовке площадки ушло много леса, страсть как много. Работа в лесу сейчас крайне трудная; тут национальный парк, там заповедник или частный надел за металлической сеткой. На каждом шагу капканы и настоящие волчьи ямы. Поэтому о палках из Финляндии я бы просил более всего. Их импорт доказывает, что забота о родимых насаждениях не чужда нам. Чем больше озабоченности, тем выигрышнее текст.

Я с минуту решал, что каналье ответить? Внучок г-на Рожи приводил в порядок бумаги, впихивал их в папку, вел себя так, будто дело он уже обстряпал и мог удалиться.

— Вы любите английский юмор? Если б я был англичанином, то сказал бы: через пятнадцать минут вернется мой слуга и проводит вас на четвертый этаж. Да, на четвертый, потому что мы живем на первом, а здесь невозможно никого толком спустить с лестницы и прогнать взашей. Четвертый этаж — это уже кое-что.

— Все-таки вы не англичанин, и присутствия слуги в этом доме я тоже не ощущаю.

Перед уходом заметил:

— Что до гонорара, дело выглядит так: вы подадите счет, я помножу сумму на десять, а главный бухгалтер поделит на два. Возможно, если текст будет вправду недурен, то бухгалтер в это время будет в отпуске и на два делить будет некому.

— Вы встали на пороге и устраиваете сквозняк.

— Никто этого не напишет лучше. Прошу вас быть самим собой с начала и до последней точки. Я объявлюсь через три дня, сроки поджимают.

Прежде чем я смог закричать: «Вон, нахал!» — он исчез. Закрыв дверь, я долго не мог успокоиться. Прежде всего распахнул окно, чтобы проветрить комнату после этой гнусной аферы. Потом… Ну, что, задержался перед полкой с многотомной энциклопедией на иностранном языке. Что сказал Внучок г-на Рожи? «Никто этого не напишет лучше…» Всегда мне импонировала интеллигентная молодежь и симпатичные рожицы. Зять Президента подбирал людей умелых. Что он еще говорил? А, что на такой бумаге никто пока здесь не издавался. На хорошей бумаге хорошеют самые банальные слова… Я захлопнул мини-бар, скрытый за бесполезной энциклопедией.

Во всем этом деле, нечистом и весьма омерзительном, нужно было искать ориентиры. Что делает мореплаватель, обреченный на шторм и ночь? Выглядывает вспышки маяка. Я принял решение вести себя так же.

Люди Зятьпреза проняли меня заботой о словесности. Подумали о буклете и в поисках автора попали по точному адресу. Может быть, им не хватало изящных манер в финансовых сделках. Более чем вероятно, что в своих стремлениях к намеченной цели они не были строги в выборе средств, однако и большинство пирамид было построено в атмосфере бесправия, эксплуатации, принуждения, привычных тогда злодейств. И все же эти обстоятельства довольно скоро канули в Лету.

Прежде пунцовые юбки, пунцовые ботфорты. Вроде пустяк, но очаровательный, связывающий и с традицией и с тенденцией. Темно-синие накидки и пунцовые юбки сохранились лишь в каталоге народной одежды, в литературных памятниках. Мне не нравились в людях Зятьпреза их наглость, апломб, жестокость, но было бы несправедливо отказать им в организаторских способностях и последовательности в делах. Стоит ли этого Шнелля? Если мы начнем оспаривать целенаправленность усилий, доходить до оценок, что стоит много, а что стоит мало, скоро всем всего расхочется. Шнеллю Лоз я знал по слухам; женщины, которых себе воображаешь, распаляют интерес и самые бурные чувства. По этим, собственно, причинам мое отношение к афере проделало путь между крайними мнениями, от полного отрицания до продиктованного рассудком одобрения.