– Ты знаешь, Тань, я столько лицемерия за свою жизнь пересмотрела, что мне, честно, всё равно. Лишь бы нас действительно чему-то научили, чтобы я смогла заработать на хлеб.
Фраза «заработать на хлеб» возвращает меня мыслями в 2008-й. Мама тогда отказывалась слушать мои хотелки про «стать журналистом» и говорила: «Сначала ты пойдёшь в банковский колледж, и потом я тебя устрою на работу. Так я буду знать, что ты сможешь заработать себе на хлеб с маслом, а то и с икрой». Мне не очень хотелось есть только хлеб с икрой, а с маслом он тем более не казался пределом мечтаний, но было что-то угрожающее в маминых доводах, и я тогда согласилась. В общем-то, мама оказалась права. В девятнадцать у меня была хорошая работа в офисе, пресловутый хлеб, который первый год я радостно спускала на развлечения, а изучив снизу доверху всю эту банковскую кухню, оплатила «хлебом» второе образование – искусствоведческое. И теперь, глядя на Лину, которая, кстати, была старше меня на двенадцать лет, думала, что мама-то была права, несмотря на то, что мы сошлись в одной точке в Венеции, но с абсолютно разными ожиданиями. Лине нужны были идеи для обретения финансовой независимости, а мне… Год назад я просто загадала пожить в Венеции несколько месяцев.
Наш учебный день делился на две части. До обеда мы слушали приглашённых гостей или лекции, а после перерыва посещали какую-нибудь арт-локацию. В тот день это была галерея известной в узких кругах женщины Донателлы Манини. Она занималась тем, что успешно продавала современное искусство за большие деньги, между делом устраивая очень громкие ужины и мероприятия для гостей. Посещение предвещало быть информативным. Я потирала ручки: сейчас нам откроют все секреты. Мы будем богаты!
Внутри нас встретила девушка, которая принялась вкратце рассказывать о галерее. Кто-то не дождался окончания вводного слова и спросил:
– А вы здесь куратор?
Девушка засмеялась и покачала головой.
– Нет, куратор в нашей галерее другая девушка, её сейчас нет на месте. Она только руководит монтажом и уезжает на другие проекты.
Мы сникли. Нам надо общаться с настоящими профессионалами. Что нам даст общение с администраторами-экскурсоводами? Кто-то удалился из зала. Девушка-гид, потеряв с нами контакт, предложила перейти к осмотру экспозиции. Все работы, представленные на стене, были сделаны из бумаги.
Моё внимание особенно привлёк нарисованный синим карандашом телефон – такими пользовались в нулевые – с большими, наклеенными сверху пластиковыми кнопками и настоящей трубкой, которая торчала из холста и лежала под стеклом.
– Сколько такой? – спросила я.
– Телефон? – задумалась девушка-администратор. – Восемь с половиной тысяч евро. Но художник – новый для галереи, совсем молодой. Цены на него пока низкие.
Все заржали.
– Купить собралась? В Москве повесишь? – заголосили коллеги.
– Нам, кураторам, надо знать всё, – я пожала плечами. – Вроде, взрослые все люди.
В центре зала стояла имитация ванны, подсвеченная крошечными неоновыми огнями по периметру чаши. Я подошла к Лине, внимавшей смыслу этой туалетной чаши.
– Они это что, серьёзно? – произнесла моя подруга-искусствовед. – За тысячи они продают неоновую ванну? Куда её вешать, то есть ставить?
– Лина, камон, ты знала, на что шла. Это контемпорари и оно не имеет отношения к твоим эталонам и кумирам из Академии.
Мы улыбнулись друг другу и вышли. На улице кто-то громко разговаривал. Маленькая Фран ругалась прокуренным голосом и отчитывала нашу девочку с Кипра – Элеонору. Элеонора появилась из ниоткуда через две недели после начала занятий и сразу обозначила свою сверхзанятость на родине: она работала архитектором и преподавателем архитектуры в Университете Никосии. На занятиях она больше спорила, чем соглашалась, и не стеснялась выражать своё несогласие со всем, что её касалось, – от программы обучения до мнения окружающих. С Элеонорой мы были добрыми приятелями. К этому времени мы с мужем суммарно пробыли на Кипре около года в его частых и долгих командировках. Мы были в курсе политической ситуации, выборов, перемены погоды, настроения переехавших сюда русских, цен на продукты и прочего. Мы здоровались за руку с президентом Николасом и знали добрую часть русских, обитавших там. Элеонора считала меня земляком, но периодически рассказывала, как местные ненавидят русских и почему.
Было странно, что Фран позволила себе такую вольность с Элеонорой. Я даже боялась, что после этого назреют контры между двумя лагерями, а опошлять Венецию конфликтом ну совсем не хотелось.
Читать дальше