Владимир Сметанин - Осиновские чупакабры

Сегодня Колоедов пригласил к себе в штаб министра культуры области Волоокова. Собственно говоря, министра он вызвал – начальник штаба действующего губернатора может себе это позволить – но чтобы все выглядело благопристойно, облек это в форму уважительного приглашения. Волоокова часто называли Волоковым а то и просто Волковым, на слух затрудняясь правильно расчесть его фамилию, на что он смертельно обижался. Но Колоедов давно изучил ее по многочисленным протоколам, решениям, постановлениям и презентациям, так что и на этот раз называл Волоокова как и следует, Волооковым. Несмотря на это, вид у приглашенного был пасмурный и озабоченный.

– Так вот, Николай Евгеньевич, – после взаимных приветствий перешел к делу начальник губернаторского штаба, – выборы приближаются, и чем дальше, тем быстрее. Прямо надо сказать, галопом. И следует нам ускоряться. Мы, между прочим, рассчитываем в предвыборных делах и на тебя, – признался Колоедов, оставляя приглашенному возможность думать, что «мы» – это в том числе и губернатор. И делать из этого выводы. Прозвучало это значительно и строго, но не возымело действия.

– Видишь, какое дело, Антон Николаевич, – отвечал Волооков, – у меня на днях ожидается федеральная ревизия, и заедут не меньше, чем на месяц – давно не навещали. Я уж и не упомню, когда. И мне ни под каким видом уклоняться нельзя – ни в армию пойти, ни заболеть, понимаешь. А так – я бы непременно…

– Ну как знаешь, – разочарованно произнес начальник штаба, – но вот что я попрошу тебя обязательно сделать. Есть у тебя в министерстве такой Локтев, видимо, молодой, да прыткий. И он додумался агитировать за нашего конкурента, за Лапшина то есть. А это основной конкурент, ты знаешь. Так вот, окороти своего Локтева, чтоб и слуху и духу его здесь не наблюдалось до выборов. На это-то я могу рассчитывать?

– Несомненно. Это я сделаю.

– Ну и добро. Все-таки при случае не забывай замолвить пару слов за нашего… Он все же для нас немало сделал.

«Для тебя, может быть», – мысленно поправил Колоедова министр культуры. Упоминая о грядущей московской проверке, он не кривил душой. Известно о готовящейся неприятности стало ему окольными путями и теперь срочно приходилось заделывать многочисленные, ох, многочисленные огрехи в использовании финансовых средств. А это непросто. Как объяснить, например, расходование нескольких миллионов рублей на массовые культурные мероприятия, которые проводились номинально, условно, или и вовсе не проводились? А строительство четырех домов культуры в глубинке, не которые потрачено раза в полтора больше, чем они того стоили, и это бросилось бы в глаза даже не слишком искушенному бухгалтеру? А приедут волки дебета-кредита, в чем Волооков не сомневался. Было от чего впасть в депрессию, хотя в такой момент это, он понимал, совершенно непозволительно. Следовало действовать. А тут еще эти выборы… Он вызвал своего заместителя Лихолетова и дал ему строгие инструкции, о чем секретарша могла догадаться по металлическому тембру голоса патрона, доносившемуся из-за двери, хотя о чем речь, не разобрала.

***

Сергей Локтев с детства пристрастился к рыбалке и, поскольку эта золотая пора и отрочество протекали у него в сельской местности, где имелись различные водоемы, увлечение это не стоило ему особых хлопот и затрат. Хотя сибирское лето достаточно коротко, а на селе хватает и других, менее увлекательных, но обязательных занятий – огород с его нескончаемой прополкой и поливом грядок, сенокос, посадка, прополка и выкапывание картошки и много чего еще. Полмесяца драгоценного летнего времени крала у него учебная практика – трудовая повинность на пришкольном участке, покраска и побелка заборов, уборка мусора. Ко всему, не каждый летний день выдается погожим – иногда дождь может зарядить на неделю. Но это обстоятельство, хотя и доставляло определенные неудобства, не останавливало Сергея в его стремлении порыбачить. К тому же в дождь, когда он моросил размеренно и спокойно, клев бывал особенно хорош. И тогда чаще попадалась крупная рыба. Хотя пудовых сомов и щук, о которых рассказывали старики, уже не водилось, но килограмма на два-три – такие попадались не так уж редко.

– Серый! – кричал утром под окном приятель Жэка, – ты проснулся?

– Проснулся, проснулся, – раздавалось в ответ, и Сергей выбирался с лопатой и банкой червей, наоборот, из-за сарая. Ничто другое не могло бы друзей заставить проснуться в такую рань, когда еще и коров-то на пастбище не выгоняли. Они спешили на реку, вздрагивая от утренней сырости. Попервости выбирали места, открытые для солнца, а когда начинало пригревать как следует, забирались в заросли, где под нависшими над водой кустами резвились особенно упитанные ельцы. Над тихими заводями можно сидеть подолгу, глядя на поплавки, которые в любой момент могли скрыться под водой – ельцы, а тем более окуни, хватали наживку решительно и безоглядно. Случались дни, чаще в середине лета, когда на реке клева почти совсем не отмечалось; тогда друзья подавались на озера, ловить карасей. Озер среди болотистой равнины левого берега имелось в достатке, и даже очень много, учитывая полчища мошкары, гнездящейся тут. В пору половодья большинство из них сливалось в одно большое, питаемое вздувшейся рекой и доедаемыми солнцем лесными сугробами. Если лето выдавалось жаркое, лишняя вода скоро уходила и озерки снова становились автономными, успев как следует глотнуть свежей, хотя и не слишком чистой воды. Имел место во время половодья и рыбообмен между озерами и рекой, но если караси в реке еще как-то попадались впоследствии, то окуни, зашедшие ненароком в озера, зимой не выживали подо льдом. Изредка попадались щуки, но вся основная рыба, обретавшаяся здесь – это, ясное дело, караси. Клев их отличался непостоянством и возмутительным лукавством, но ввиду множества озер, запросто удавалось найти такое, где караси наджно брали на простейшего земляного червяка, в то время, как в соседних водоемах совершенно игнорировали любое угощение. Более покладистыми считались серебряные караси, золотые же ценили себя слишком высоко и клевали особенно неверно и нечасто. Наиболее впечатляли рыболовов особи, обитавшие в одном из небольших лесных водоемов, наполненном водой настолько чистой, что вполне отчетливо просматривались на далёком дне опавшие с деревьев листья. Сказать, насколько глубоко озеро в каком-нибудь конкретном месте, не представлялось возможным, но когда мерили длинной хворостиной, глубина оказывалась вдвое большей, чем казалось. И в этой глубине неторопливо плыли малыми стайками золотые караси – не караси, а целые сковородки, то исчезая, то снова возникая среди коряг. Ни на какую наживку они никогда не брали, применить бредень ввиду закоряженности не имелось никакой возможности, глушить же их никто не решился: это все-таки оставалось одной из настоящих местных достопримечательностей.