Николай Цед - Истории от людей и про людей

– Ты, малец, – говорил он ему, – должен поляну сечь! Лишнего не болтай, с инициативой не лезь, иначе работать заставят. Инициатива вообще вещь тонкая, словно бумеранг – не только назад возвращается, но и в лоб прилететь может. Ты лучше под ковер спрячься, а оттуда посматривай, на чьей стороне сила. Лови удачный момент, а когда твое время настанет, ты вылезай и начинай рассказывать! Рассказывай, как ты много всего сделал, какие титанические усилия прикладывал, как старался для общего блага, буквально выбивался из последних сил, себя родного не щадил!

Много еще мог бы наставлять Антипка своего протеже, как вдруг его отвлек звонок из кадров. Едва услышав первые слова, Хамелеонов весь побагровел, напрягся, скукожился и часто задышал, заморгал, казалось, что вот-вот – и его хватит удар.

– Подсидел, гад!, – хрипло бросил он в лицо своему некогда любимому сотруднику и схватился за сердце. Промокашкин был назначен на его место.

Когда случилась перестройка, Вадиму было 16 лет. Возраст уже не детский, но еще не взрослый. В такие годы каждый юноша мечтает о великих свершениях и славе. Не чуждо было это и Вадиму. Из учебников истории он знал о подвигах юных партизан, о Гайдаре, водившем полки в 16 лет, о Жанне Д’Арк, побеждавшей англичан.

«А в чем же мой подвиг?», – спрашивал он сам себя и задавал этот вопрос дедушке во время задушевных бесед.

– Твой подвиг, Вадим, остаться честным и порядочным человеком, когда рушатся все устои, ломается старая жизнь и неизвестно, какой будет новая. Никогда не выбирай между добром и злом, потому что добро – это главное. Будь добр сам и делай добро другим, тогда ты не запутаешься в выборе.

Дома, разговаривая с родителями о жизненном пути, о перестройке, что наступила в стране, он видел тревогу и обеспокоенность на их лицах и часто слышал, что ничего хорошего она не сулит, а от этого «лысого с пятном» вреда будет больше, чем пользы. Так в его семье называли Горбачева.

Дед Вадима, летчик, известный ученый, посвятивший себя науке, во время горячих споров на кухне о том, что ожидает страну, заканчивал дискуссии одним словом: «турбулентус 1 1 * Турбулентус (лат. Turbulentus) – бурный, беспокойный, сеющий смуту. » . Затем ставил, громко стуча, чайную чашку на стол и уходил к себе в комнату.

Шли годы, Вадим рос…

За это время исчезла великая страна, а на ее территории образовались новые государства. Он жил уже не в Союзе, а в Федерации. Позади остались Форос и очень странная историей с Горбачевым, который уже не был ни генеральным секретарем, ни президентом, но остался руководителем фонда, и не пустого, а с деньгами. А за то, что он развалил страну, вверг ее в хаос и нищету и почти довел до гражданской войны, получил нобелевскую премию мира.

Турбулентус, о котором говорил дед, охватил всю страну, ее людей и их умы. Заводы не работали, стадионы превратились в сплошные вещевые рынки, люди голодали, денег не было, каждый выживал как мог. Пьяный президент Ельцин выплясывал на концертных площадках, видимо, веря, что народу так же хорошо, как и ему…

И только в начале двухтысячных годов страна стала выходить из пике холода, голода и бедности. Наступала пора облегчения. Вадим вырос, освоил несколько профессий и вполне успешно нашел себя в строительстве. Он строил дома, зарабатывал хорошие деньги и чувствовал себя вполне уверенно. Когда нулевые перешагнули первую десятку, ему было уже за сорок. К этому времени почти выросли дети.

Славы он за эти годы не добился, но, как завещал ему дед, он совершил свой главный жизненный подвиг: не только вырос в трудную пору, но и остался человеком. И теперь уже он объяснял детям:

– Если наступит время перемен, которое ваш прадед называл «турбулентус», в этом вихре и буре человеческого падения и низости оставайтесь верными нашей семейной идее: будьте честными людьми и всегда делайте добро. В этом и будет ваш подвиг.

Скорый поезд «Москва – Санкт-Петербург» мчался из одной столицы в другую. Я держал в руках дорожную библию – маленький, но увесистый томик. Не успел я углубиться в чтение, как мой попутчик начал разговор:

– Что интересного нашли вы в этой книге, – обратился он ко мне. – Это же мифы, – не дождавшись ответа, продолжал он, – красивые легенды Еврейского народа, которые для пущей убедительности назвали Богодухновенными.

«Интересный способ начать разговор, – подумал я. – Бесцеремонный, навязчивый и задиристый мой дорожный сосед, явно желающий дискуссии. Ну что же, придется принять вызов».