Мартти Ларни - Хоровод нищих

Днем между Амандой и Импи-Леной произошла стычка. Аманда слышала "утреннюю молитву" Суомалайненов и сразу же, как только мужчины отправились в город, поспешила наверх с намерением высказать свое недовольство нарушением тишины и спокойствия в доме.

- Пожалуй, мы пошумели немного, - согласилась Импи-Лена.

- Я не имею в виду небольшой шум, такое ощущение, что здесь завели домашних животных - собак или лошадей.

- Кроме клопов у нас никого нет, да и те заползли из комнаты хозяйки, - спокойно ответила Импи-Лена, в ее голосе отсутствовало даже подобие нежности.

- Что за острый язычок у этой бабы!

- Не люблю вмешиваться в семейные дела других.

- Я хозяйка этого дома и имею право спросить, кто здесь так орал.

- А у меня есть право сказать: убирайся отсюда!

- У служанки нет никаких прав…

- А у меня есть!

- Что у тебя есть? Аппетитная задница да толстые ляжки.

- Поосторожней с выражениями!

Импи-Лена подошла вплотную к владелице Гармоники и прошипела:

- Господин Суомалайнен на тебе никогда не женится, как бы ты ему ни вешалась на шею. Он пьяниц не переносит.

- Кто это пьяница и кто это вешается на шею?

- Ты!

- Врешь! Смотри, подам на тебя в суд, и тебя обвинят во внебрачной связи.

- В чем? Нет у нас никакой связи. Тебе это хорошо известно.

- Вот балда… Не знает даже, что такое шуры-муры… Руки Импи-Лены сжались в кулак, и в ее мощных мышцах сосредоточилась сила троих женщин. Она вцепилась в волосы хозяйки, уставилась в ее глаза и тихо произнесла:

- Мяхкие… Этот плод не по твоим зубам! Если ты сейчас же…

Импи-Лена выпустила всклокоченные волосы своей противницы, схватила табуретку и запыхтела. Аманда попятилась, затряслась от страха и выскочила в переднюю, где собрались жильцы дома послушать перебранку.

- Убирайтесь, или вас выбросят! - оскорбленно завизжала она. - Мне не нужны волостные иждивенцы.

Она скрылась в своей комнате и, задохнувшись от злости, стукнула кулаком о кулак. Мяхкие не была знакома с излюбленным афоризмом Еремиаса Суомалайнена: никогда не забывай о достоинстве, ибо только достоинство отличает человека от других живых существ…

Постепенно бушевавшая вовсю энергия Аманды сошла на нет. Она бросилась на постель и попыталась смыть слезами испытанное унижение. Только сейчас до нее дошло, что вожделенный плод ей не по зубам. Но побороться за него следует.

Вечер уже полностью вступил в свои права, но воздух еще сохранял удушливое тепло. Толпа ребятишек, резвившихся во дворе, уменьшилась и насчитывала не более полудюжины. Остальных позвали или увели домой.

Аманда снова сидела у окна, освещенного последними отблесками прячущегося за горизонтом солнца. Она гладила спинку Хатикакиса, переживая пустоту своей жизни. Что-то сломалось, что-то исчезло. У нее появилось сомнение в том, что она является хозяйкой своего дома. Аманда сидела босиком и не замечала непроизвольных движений шишковатого большого пальца правой ноги. Только когда под ноготь вонзилась вызвавшая боль заноза, она обнаружила, что царапала пальцем по щели, образовавшейся в обоях. Мяхкие со злостью столкнула кота на пол и принялась извлекать занозу. На том закончились ее душевные муки, а боль под сердцем переместилась под ноготь большого пальца.

Хатикакис, не проявляя, впрочем, ни малейшего цинизма, попытался опрудить икру ноги хозяйки.

У Суомалайненов этим вечером настроение также было унылым. Еремиас получил место в фотографии, которая занималась увеличением портретов, но сейчас уже был готов передать его любому другому. Более одиннадцати часов он нарушал домашний покой граждан, но охотников увеличить собственную фотографию так и не нашел. По мнению Еремиаса, это свидетельствовало о скудности эмоций, отсутствии благоразумия и излишней скромности народа Финляндии. И все же он в какой-то степени был доволен результатами истекшего дня: его всюду встречали любезно и приглашали приходить снова. Только в одном доме ему ответили грубо:

- У нас на портреты не молятся, ваше высочество.

- Извините, ваше ничтожество, - ответил Еремиас и закрыл дверь, на которой была укреплена небольшая табличка: "Общество слепых. Мастерская по изготовлению ершиков для чистки ламповых стекол".

Еремиас после дневного похода вернулся домой уставшим и голодным. Импи-Лена в ответ на его приветствие заявила, что уходит от них. Для Еремиаса ее заявление было подобно оглушительному удару. Он попытался доходчиво поговорить с этой женщиной - просительно, почти раболепно: