Мартти Ларни - Хоровод нищих

- Завтра он кончится, - ответил Йере и выполнил просьбу отца.

- Вы отправляться не собираетесь? - спросила Импи-Лена.

- Куда? - поинтересовался Еремиас.

- Искать работу.

- Не трудись.

- Хорошо. Тогда я ухожу. Я не замужем, и от меня нельзя требовать помощи вам на пропитание.

- Какого черта?

- Я покидаю вас. Хоть в собственном дерьме тоните!

- Бог мой! - воскликнул Еремиас, и зеркальная поверхность его лысины покраснела. - Я не выношу неаристократических речей.

- Я тоже, - энергично добавил Йере. - Мне кажется, Импи-Лена ведет себя, как уличная девка, но в ее поведении отсутствует профессиональная честность такой женщины.

- Ба, бедный дитенок заговорил, как настоящий мужик, - язвительно парировала его выпад Импи-Лена. - Хорошо тебе жуировать на мои деньги.

- Деньги не кончатся до тех пор, пока имеются люди, делающие их, - с важным видом заметил Еремиас, положил очки в очешник и из кармана жилета вытащил монокль. - Импи-Лене следовало бы понять, что времена сейчас тяжелые. В мире, так сказать, царит экономический кризис. У нас нет намерения растратить твои небольшие сбережения и незначительное наследство. Нет, тебе будет все возвращено с восьмикратными процентами.

- Как же вы, мужики, собираетесь расплачиваться? Оба никогда не работали.

- Всегда одна и та же песня, - заметил Йере. - Я ухожу тотчас же!

Он сорвал с вешалки шляпу и в сильном возбуждении выскочил из комнаты. И уже успел добраться до шоссе, как услышал сзади голос Еремиаса:

- Йере! Подожди! Я тоже иду.

Отец, тяжело дыша, догнал сына и вложил монокль в левый глаз.

- Спрячь стеклышко в карман, - посоветовал Йере.

- Почему?

- Оно только привлекает внимание.

- Этого я и хочу. Иду на встречу с одним директором банка. Не падай духом. Видишь ли, у Импи-Лены сейчас переходный возраст. Все уладится. Не стоит столь серьезно относится к мелочам.

- Ну нет, относиться к ним следует серьезно. Я все время жил верою, что у тебя в банке еще остались деньги.

- Ни одного пенни. Но я еще могу раздобыть для себя какую-нибудь должность, а затем, да, затем мы сменим служанку.

Воцарилось молчание. Они медленно двинулись к трамвайной остановке. Утро было ясное, несколько прохладное. Свежий северо-западный ветерок, словно невидимый веник, смел с поднебесной вышины все облака. В окружающем ландшафте воссоединялись черты города и сельской местности. Кусты тальника, редкий лесок, кое-где узкие тропинки. Широкое асфальтированное шоссе. В кроне дерева беззаботно щебетал зяблик; внизу возле корней худая бродячая собака вылизывала банки из-под консервов. Дегене-рированный ландшафт: наглость города и соблазнительная сельская провинция.

Мужчины свернули на короткую тропинку, храбро перешагнувшую через полотно железной дороги, а затем тянувшуюся вдоль края глинистого луга вплоть до улицы, вымощенной камнем. Оба шли молча. Импи-Лена подняла их с постелей в шесть утра и тут же принялась за свои излияния. Обычный утренний ритуал в понедельник: чашечка жидкого кофе, а затем интенсивная проповедь.

- Сегодня попробуешь продать вексель? - наконец нарушил молчание Йере.

- Нет, но пойду встречусь с кузеном в Национальном акционерном банке…

- Значит, деньгами пока не пахнет? Еремиас сделал выразительный жест.

- Кое-что о них всегда слышно, но понимаешь… нет кредита. Временно.

- Ну а знакомая, с которой ты переписывался?

Еремиас закашлялся, покачнулся и принялся делать вид, что завязывает шнурок ботинка, который уже был завязан. Йере, продолжая допрос, заметил:

- Пару недель тому назад ты очень надеялся. Говорил, что эта женщина владеет недвижимостью стоимостью в несколько миллионов и у нее нет наследников.

- Да, это действительно так, - ответил Еремиас, испытывая неприятное чувство. - Все как есть. Она владелица двух ресторанов в Выборге и акций мыловаренного завода.

- И жаловалась на одиночество?

- Да… Я ответил ей, и она согласилась переписываться. А потом попросила мою фотографию…

- И ты послал.

- Отправил, да ты сам и опустил письмо с ней в почтовый ящик.

- И никакого ответа?

- Да… Нет, ответ пришел. Очень краткий и довольно глупый, что-то в этом роде: "Я одинока, но все же не настолько…"

Йере посмотрел на отца и пришел к тому же мнению - письмо действительно было дурацким. Пожалуй, только Ева была единственной женщиной, которая не могла сравнивать Адама с другими мужчинами.

На остановке человек десять ожидали трамвая. Судя по кислым лицам, большая часть из них работала продавцами, которых уже с самого утра раздражала мысль об обслуживании покупателей. Еремиас уселся на скамью и вынул из глаза монокль. Он был великолепен, как черт в субботу. Отец помахал сыну, приглашая его сесть на скамейку, но Йере отрицательно покачал головой. Сын прогуливался взад-вперед, устремив взгляд в землю. Но потерянных монет не было, равно как и неиспользованных трамвайных билетов.