Лион Измайлов - Засланцы

И вот теперь Сталин вызвал его к себе и сказал:

– Лазарь, ты знаешь, я не антисемит, у меня даже есть один друг – еврей.

– Ну конечно, Иосиф Виссарионович.

– Но, – продолжал Сталин, – ты, конечно, не можешь знать, что при этом евреев я не люблю.

– А за что их любить, товарищ Сталин?! – закричал Каганович. – Я сам их терпеть не могу.

– Постой, – сказал Сталин, – да ты ведь, кажется, и сам еврей?

– Еврей.

– Мать кто?

– Еврейка.

– А ты кто?

– А я коммунист! – гордо выкрикнул Каганович.

– Ай, молодец, – похвалил Сталин, – настоящий интернационалист. Но ты, – продолжал Сталин, – можно сказать, безродный космополит.

Каганович университетов не кончал и не знал, что это такое – безродный космополит, поэтому ответил:

– Я, товарищ Сталин, коммунист, преданный делу Сталина.

– А как ты думаешь, – спросил Сталин, – Ленин был еврей?

– Нет, товарищ Сталин, не мог основоположник нашего пролетарского государства оказаться евреем.

– То-то же, смотри у меня, – сказал Сталин.

– Он же вождь наш и отец, – неосторожно добавил Каганович.

– Отец народов? – насторожился Сталин.

– Нет, товарищ Сталин, отец народов у нас один – это вы, а Ленин, он хоть и отец, но только одного, а не всех народов.

– Ох, хитрец, – сказал Сталин улыбаясь, – и вот потому, что ты такой ушлый, я тебя, Лазарь, пожалуй, пошлю проводить на селе коллективизацию.

– Товарищ Сталин, – испугался Каганович, – за что такая великая честь? Есть ведь более достойные люди: Калинин – он из народа, в конце концов, Будённый – он и с лошадьми хорошо знаком.

– Нет, Лазарь, ты пойдёшь проводить коллективизацию, и я тебе объясню почему. А потому, Лазарь, что ты хоть и коммунист, а всё же еврей. Если коллективизация не удаётся, то мы так прямо и скажем народу, что проводил её еврей Каганович, который не любит русский народ за то, что он русский. И тогда народ сам решит, что с тобой делать. А если коллективизация всё-таки получится, тогда все будут благодарить нас за то, что я дал крестьянам настоящее коллективное счастье, и я тебя тогда не забуду.

– Гениально, товарищ Сталин.

– А вообще-то, скажу тебе честно, я крестьян не люблю, поэтому и хочу сделать их колхозниками. Не люблю я их. Помню, когда-то в Туруханском крае, когда бежал я из ссылки, одна крестьянка…

Сталин закурил трубку, и глаза его сверкнули жёлтыми огоньками.

– А впрочем, это не твоего еврейского ума дело. Не люблю я крестьян, поэтому и посылаю именно тебя, дорогой, на это нужное и ответственное дело.

Думаю, ты не подведёшь. А потом, надо смотреть далеко вперёд. Через много-много лет, когда нас с тобой не будет… – Сталин сделал паузу, во время которой Каганович подумал: «Тебя не будет, а я-то собираюсь жить долго», но тут же запретил себе эти мысли, поскольку предполагал, что этот усатый дьявол мог и мысли читать. – Так вот, – продолжал Сталин, – через много-много лет, когда нас с тобой не будет, – он внимательно посмотрел на Кагановича, и у того душа ушла в подмётки самодельных сапог, – и тебя не будет, – уточнил Сталин, – и когда в нашей стране начнётся чёрт-те что, вспомнят, что коллективизацию проводил еврей, и она вам, жидам, откликнется. – Сталин ухмыльнулся, что у него означало высшую степень самодовольства. – Потому что я, ты, Лазарь, знаешь, евреев не люблю, хотя, и это ты тоже знаешь, я антисемитом никогда не был.

– Конечно, товарищ Сталин, вы – известный интернационалист и всех любите одинаково.

– Ты прав, Лазарь, я всех одинаково не люблю, – сказал Сталин, – но особенно не люблю евреев, русских, армян, азербайджанцев, татар не люблю. Ты знаешь, Лазарь, ты будешь смеяться, но я и грузин не люблю. Но евреев больше не люблю. Ты знаешь, как ни странно, Лазарь, чуть-чуть меньше не люблю адыгейцев, может, потому, что никогда в жизни их не видел, калмыков этих, мордву не видел, – спокойно к ним отношусь, но вот когда я вижу тебя…

– Я же не еврей, товарищ Сталин, – взмолился Каганович.

– Ну ладно, иди, – сказал Сталин, – дьявол с тобой, иди и делай что хочешь, но чтоб коллективизация была. Иначе ты у меня снова евреем станешь и будешь им до конца жизни, который я тебе гарантирую в ближайшем будущем.

Ну а дальше всё известно. Каганович пошёл и стал проводить коллективизацию. Он, конечно, в этом сельском хозяйстве понимал меньше, чем баран в рыбной ловле на блесну, но зато хорошо разбирался в страхе, ужасе, жадности – в общем, в человеческой психологии. Потому он вызвал секретарей обкомов и райкомов и сказал: