Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

— Как ты рассуждаешь?

— Благодаря успешной обработке земли и повышенной урожайности мы, мама, сможем требовать у крестьян большую долю урожая от аренды земли. То есть наша семья от увеличения урожая получит больше удовлетворения, чем один Петр от неполученного рубля.

— А ты умничка, — погладила мама сына по кудрявой голове. — Скажи, а не называют ли тебя деревенские маленьким жиденком?

— Почему они должны так меня называть?

— Тупые и безграмотные людишки завидуют тем, кто их умнее и сообразительнее и называют их жидами.

— Но ведь мы-то к ним никак не относимся?

— Никак! Иди, погуляй!

Крестьян, как известно, Владимир Ильич не любил. Объясняли это обычно с марксистских позиций. Мол, пролетарии бедные, нищие, кроме цепей у них ничего. Потому, если кто позовет их в светлое будущее, они ринутся туда, очертя голову.

Иные дела с крестьянами. У них и плуг, и соха, и коровенка. А еще гуси, утки, куры. Поросеночек в хлеве хрюкает. Огородишко, хоть и небольшой. И дом. Какой-никакой, а свой.

И этого самого крестьянина куда ни гони, куда ни толкай, он все равно назад будет оглядываться и тормозить. Как с таким революцию делать?..

Так обычно это отношение объясняют. А на самом-то деле родились и сложились эти чувства намного раньше. Намного. Из детства.

Было у семейства Ульяновых небольшое именьице — Кокушкино. Детвора там проводила лето. Бегали, резвились, играли в салочки.

Старшая сестра Аня уже невестилась, а все играла с младшими в догонялки на деревенском лугу. Младших ее присутствие в игре не радовало. И не потому, что она была большая и длинноногая, и за ней было трудно угнаться. А потому, что следом за ней в игру обязательно вступал деревенский паренек Ваня.

Водил Ваня плохо. Гонялся только за одной Анной. А она к игре сарафан надевала потеснее да еще поясом перепоясывала. Как бежала, у нее под одеждой все двигалось, шевелилось… У Вани челюсти не смыкались.

Она всегда ему поддавалась. Побегает, побегает и остановиться, будто устала. Обернется: щеки горят, глаза сверкают — красавица! Ваня перед ней столбом замирает. Краснеет, бычиться, будто телегу тянет. И не салит.

Она хохочет, заливается. Другие тоже останавливаются. Но ничего смешного не видят.

А уж если она водила, Ваня вокруг нее как пчела вокруг цветка вился. Замедлял, подставлялся. А она будто его не замечала. Только глазами в его сторону постреливала. И других не салила.

Младшим это сильно не нравилось. Скажите, что это за развлечение, если играют все, а интересно только двоим?

Владимира Ильича это тоже беспокоило. А вдруг это любовь? Вдруг Ваня женится на сестре, и они станут родственниками? Породнятся с крестьянами? Что тогда?

Утром Иван проснется, сунет жене кулаком в бок:

— Анька, подь конюшню почисти!

А той не захочется из постели вылезать, она брата позовет:

— Вова, помоги!

И что делать? Кому охота вместо летних забав навоз разгребать? Да и он что — Геракл? А, с другой стороны, как родной сестре отказать? Да и может она на сносях?

И вот тогда Владимир Ильич разработал план. Он незаметно отвел крестьянского парубка в сторону и шепнул:

— Аннушка передала: как стемнеет, приходи на гумно.

Ваня от неожиданности выпучил глаза и раззявил рот на все лицо.

— Что ты, Ваня? — ласково похлопал его по плечу Владимир Ильич. — Соберись!

Вечером он переоделся в сестрин сарафан, подвязал косынку и подложил под щеку вату. Для большей убедительности вату он доложил и в другие места. И в таком виде отправился на встречу.

Ваня уже ждал.

— Что это? — спросил он, показывая на щеку.

— Зуб заболел, Ваня, — измененным голосом сообщил Владимир Ильич. — Флюс. Это ничего. Это не помешает.

— А-а!..

— Смотри, Ваня, какие звезды! — поведал Владимир Ильич, боком двигаясь к Ивану.

— А чо они?

— Красивые они, Ваня!

— А-а!..

— А какая луна! — прижимаясь к Ивану почти вплотную, шепнул Владимир Ильич.

— А чо луна? — напрягся Иван.

— Круглая она. Круглая как…

Владимир Ильич не успел сообщить, с чем схожа луна по круглости. Потому что Иван сам захотел это проверить. Для этого он пустил в ход руки и стал заваливать Владимира Ильича на сено.

Будущий вождь мирового пролетариата возмутился. Он даже захотел предъявить доказательства заблуждения крестьянина. Но как-то удивительно быстро сообразил, что вряд ли это поможет. Да и план рушился.

— Медведь! — остановил он разгоряченного Ивана, упираясь ему коленками в грудь. — Подожди! Я сама.