Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

— Давайте за всех! — предложил я.

— Будем! — подытожила Тамара Ивановна и, запрокинув голову, неспешно освободила стакан.

Ни один мускул на ее лице не дрогнул, выражая неприязнь к алкоголю. Она не стала закусывать, чуть облизнула языком губы.

— Все! Мы пойдем!

Она уверенно зашагала к калитке. За ней потянулись Надька.

Сразу после них притащился Егорыч. С неизменной противогазной сумкой на боку.

— Молодцы! — одобрил он. — Ладно сделали. Главное — на своем месте.

— Почему на своем? — поинтересовался я, ожидая услышать от краеведа забавную историю.

И не прогадал.

— Так ведь тут оно и случилось, — буднично сообщил Егорыч, оглядываясь по сторонам.

— Не бзди! — успокоили его Трясучкины. — Мы — могила!

— Он здесь был, — бесцветным голосом произнес Егорыч.

— Как же он здесь оказался? — проявил я недоверие.

— Ты про Разлив слышал?

— Как же!

— Это оно и есть.

— Ой ли?

— Точно, — подтвердил Волоха, — тут весной так разливается…

— А летом — мы разливаем! — хохотнул Трясучкин-младший. — Под ветлой на бугорке.

— Что же он здесь делал? — не стал противиться я натиску аборигенов.

— Ты про ГОЭЛРО знаешь? — продолжил Егорыч.

— … Плюс электрификация всей страны?…

— Вот! Здесь оно и родилось!

— Ты не прав. ГОЭЛРО появилось, потому что без электричества коммунизм не построишь.

— Почему?

— Коммунизм — это светлое будущее человечества.

— Ну?

— Светлое! А без электричества что? Днем — коммунизм, а ночью — опять первобытнообщинный строй?

— Ишь ты! — неодобрительно сморщился Егорыч. — Бойкий! А к ГОЭЛРО тут он подобрался. С утра.

— Что же послужило толчком к озарению?

— А то! Ночью пошел в сортир. Поскользнулся и упал.

— Очнулся — гипс?

— Не ерничай! — осадил меня краевед. — Он когда в избу вернулся, у него в кровати девка лежала. Наша, деревенская. Дитя от вождя захотела. Всю ночь кувыркались, а утром она ушмыгнула. Он ее даже не разглядел. Спрашивал — и никто не признался. А был бы свет!.. Вот тогда он про электричество и придумал.

— Запал, стало быть, на нее? — вмешался Волоха.

— Запал.

— Егорыч, — сказал я, — что же вы здесь для вождя мирового пролетариата бордель устроили?

— Добровольно она. И без денег.

— А она-то хоть кто была?

— Кто, кто? Хер в пальто! — он бросил взгляд на памятник и тихо, неразличимо произнес:

— Бабка это была моя.

— Что?

— Родная бабка.

— Так выходит?..

— И выходит. И входит… если умеешь! — неожиданно осерчал ветеран.

— А ты, случаем, не перегнул?

— У меня доказательства есть!

— Где?

— А вот!

Он расстегнул свою знаменитую сумку и извлек из нее маленький бесформенный комок. В сумке стеклянно звякнуло. Братья Трясучкины подались на знакомый звук.

— Нет ничего для вас! — отмахнулся он.

Он быстро запахнул сумку. Но я разглядел. Я успел разглядеть. В сумке лежали пустые бутылки. Краевед собирал освобожденную тару.

— Что это? — показал я на предмет в его руке.

— Доказательство. Каблук с его ботинка. Он когда поскользнулся, каблук отлетел.

— Так вот ты чей внучек! — дружно загоготали Трясучкины. — А говорили от Чингисхана.

— Да я вас!..

— Спокойно, мужики! — урезонил я их. — Лучше выпьем.

— Это намного лучше! — подтвердили братья.

Мы повернулись к столу.

— Стоп! Куда ж водка делась? — удивился Волоха. — Бутылка ж целая стояла!

— Да вот она! — сипловатым голосом отозвался пионер, вылезая из-под стола.

— Кто ж ее уполовинил?

— Пролилась маленько, когда падала. Еле успел подхватить.

Пионер отвел в сторону блудливые глаза и зачем-то стал протирать бутылку рукавом.

— Ах, сучок! А ну — кыш отсюда!

Волоха хлопнул в ладоши, как отгоняют кур и кошек, и пострел стремительно перемахнул через забор.

Мы не успели воспользоваться плодами победы. Перед нами возникли два грозных, сверкающих глазами, старца. Они вибрировали то ли от возраста, то ли от негодования.

— Что творишь? — вопросили они.

— А что? — удивился я.

— Кощунство и святотатство!

— В чем суть обвинений?

— А куда он, по-твоему, показывает?

Я хотел коротко объяснить — куда. И послать их по тому направлению. Но уважил возраст и заслуги.

— Там — восток. Встает солнце, и начинается день. Это как символ новой жизни. Светлое будущее людей.

— И это наше будущее?

Тут я заметил свой промах. Впереди, по направлению вытянутой руки вождя высился трехэтажный кирпичный коттедж нашего соседа Аркадия. Сам Аркадий чем-то удачно торговал. И дом его вряд ли действительно мог являться олицетворением нашего будущего.