Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Они действительно были родные братья. Не только по духу и занятиям, но и по крови. И фамилия у них была не Трясучкины. Если уж быть скрупулезно и педантично точным, то Трясучкиным можно было назвать только младшего — Витюху, которого действительно терзал похмельный тремор. Их истинную фамилию никто не знал, да и сами они ее, наверно, забыли. Трясучкины — так и прилипло. И никто их не звал по-другому.

Ушли они от меня довольные и просветленные.

Весь следующий день мы посвятили вождю. Выкопали яму, подсыпали песка, добавили щебня. И на хорошем основании залили фундамент из бетона.

Штыри заглубили в бетон. Вождь встал на подставке надежно и весомо.

Постамент получился низкий. Владимир Ильич в полный рост оказался вполне вровень с нами, став как бы не просто ниже, а ближе к народу. Мы его подштукатурили, подкрасили, и вождь засиял как новый.

Жена хотела на его вытянутую руку нарезать тряпичных полосок, чтобы отпугивать клевавших яблоки птиц, но я не позволил.

Когда все было готово, мы сели в тенечке на скамейку, чтобы под стрелку зеленого лучка, под теплый прямо с грядки огурчик, с черным хлебушком и солью…

Но мы не успели.

Соседка, баба Катя Опаткина, принесла два яйца и стала их чистить.

— Да мы не закусываем, — стали отнекиваться Трясучкины.

— Я не вам, — поджала губы старушка. — Птички склюют.

Она положила чищеные яйца к подножью и посоветовала:

— Ему б стопку налили!

— Да ты что! — обиделись братья. — Мы же не хороним. Мы лучше сами.

— Сами… С голосами. И что издумали?..

— Баба Катя, а прими немножко с нами. Оно вроде как праздник — человека спасли.

— А идите вы! — махнула она рукой.

И ушла.

И мы снова не успели разлить. Тамара Ивановна привела женщину неопределенного возраста и мальца лет десяти.

— Принимай! — объявила мне Тамара Ивановна. — Хочет отдать сына в пионеры.

Женщина послушно закивала головой, а малец стал ковырять ногой землю.

— Так ведь пионеры… того, — растерялся я.

— А у нас и галстук есть. Во!

Женщина вытащила из-за пазухи пионерский галстук. Это был хороший, правильный галстук. Если кто помнит, галстуки шили из разного материала: из шелка — они были нарядного, ярко-оранжевого цвета, и из сатина — страшненькие, мялись, закручивались и имели в красном цвете жутковатый лиловый оттенок.

У дамы обнаружился именно шелковый галстук.

Неожиданно на помощь пришли братья Трясучкины.

— А что? — сказал Волоха, ставя бутылку на место. — И примем вместе с дедушкой Лениным. Ты клятву-то знаешь?

— Не-а! — ответил малец, кося на бутылку.

— Тогда говори за мной. Я, юный пионер Советского… Тьфу! России, торжественно клянусь…

Малец, выпучив от изумления глаза на давно знакомого ему соседа, стал послушно повторять слово в слово.

Трясучкин перечислял все замечательные дела, которые должен исполнять примерный член пионерской организации. Паренек добросовестно дублировал. Его мамка беззвучно шевелила губами, Тамара Ивановна внимательно смотрела в сторону, вслушиваясь в слова.

— И не курить, — неожиданно вставила она.

— Не курить… — эхом откликнулся будущий пионер.

— И это еще… — выкрикнула его мать. — Чтоб не пил и не воровал.

— Так ты еще и?.. — удивился я.

— Это все она, — захныкал малец, показывая на мать. — Я просил, а она не налила.

— Ну и отлил бы себе, — возразила мать, — а то упер всю бутылку.

— Ладно тебе, Надька, — успокоила ее председатель. — Он больше не будет. Не будешь?

— Не-е-е-е!

— Торжественно клянусь! — снова вступил Трясучкин-старший.

— Торжественно… — заскулил пионер.

— Хоть бы до осени продержался, — вздохнула мать.

— А что осенью?

— Отец из тюрьмы вернется. Он хоть ремнем его наставит.

— Ты бы сама, Надька, вела себя посдержаннее, — посоветовала Тамара Ивановна, — и парень бы лучше был.

— Да я!..

— Ладно, ладно!

Мальцу повязали, наконец, галстук и показали, как отдавать рукой салют.

— Тамара Ивановна, а давайте-ка к нашему столу, — пригласил я председателя.

— Правильно, — пробасил пионер, — это дело надо обмыть.

— Кыш, козявка! — грозно прикрикнул Волоха. — Правда, Тамара Ивановна…

— Да я что… Гости дома ждут, — неуверенно произнесла председатель. — Я только ради них.

Она показала на мать и сына.

— Надо уважить! — поддержала мужиков Надька, боком двигаясь к столу.

Витюха быстро разлил бутылку.

— За него! — произнес он, поднимая стакан.

— За себя надо! — сказала Надька. — Ему — что?