Александр Лядов - Лучше лизнуть, чем гавкнуть [сборник]

Владимир — бригадир электриков. На несколько лет старше меня. Смуглолицый, среднего роста, с чёрной копной волос и чёрными большими глазами. Нос огромный, в пол-лица.

— У меня мать гречанка, отец хохол, а если хорошо проверить кровь — от Чингисхана до Наполеона, — смеялся Владимир. — Генетики говорят: «Гремучая смесь»!

Образование среднетехническое. Балагур, жизнелюб, бабник. Печатался в цеховой и районной газетах, как он говорил, по следующим темам: проза — «У нас нет плохих начальников, у нас есть нерадивые рабочие», стихи, по мотивам известной песни — «Сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня».

Проработали с ним около десяти лет в одной смене. Меня повысили в должности, когда Владимир был в отпуске. Перед этим он подошёл ко мне с просьбой. Весельчак. О себе заботился, не перегружался, но:

— Дай мне свою руку, Семёныч. Послушай моё сердце, как оно стучит. Тук… тук… тук… еле-еле. Оно очень устало. Оно просит отдыха. Сделай одолжение, дай мне отпуск, Семёныч. Ты мастер добрый…

Посмеялись, и я ему подписал заявление. Встретились после его приезда из отпуска.

— Семёныч, привет!

Я ещё не успел ответить, он совсем другим голосом:

— Простите, ради бога. Здравствуйте, уважаемый Александр Семёнович! Поздравляю вас с новым высоким назначением. Разрешите пожать вашу руку! Рад. Вы это заслужили… Я вчера из отпуска. Месяц не думал о работе, о коллективе, о тебе… Вышел — и узнаю, ты сбежал.

А в глазах тысячи чёртиков, а на лице хитрющая улыбка.

За много лет совместной работы на тяжёлом трёхсменном производстве (с утра, днём, в ночь) у нас с ним было много всякого: хорошего и плохого, похвал и ругани, переходящих знамён и вымпелов с портретами вождей, получения выговоров, премий и лишения оных, а количество выпитого… Друг к другу относились с симпатией. Поэтому поддерживаю его игривую интонацию:

— Благодарю, Владимир Георгиевич. Надеюсь, ваши чувства искренни, и желаю вам самого, самого лучшего. Уверен и в вашем блестящем будущем!

— Спасибо, Семёныч. А теперь по делу. Кто будет вместо тебя?

— Не знаю. А зачем тебе это? Какая разница?

— Удивляюсь тебе. Как нас партия учит? «Кадры решают всё». Нужно сейчас быть осторожным, ласковым со всеми. А то пошлю, например, Попова на… А его — раз! — и мастером назначат. И буду

— пропел он грустно, тихим баритоном куплет известной блатной песни.

— Прямой подхалимаж и извращение текста оригинала.

— Не важно. Главное, чтоб тебе приятно было со мной общаться. Нужно думать вперёд. Как ты нас учил: перс-пек-тив-но!

«Без всяких аннексий и контрибуций». Он любил вставлять эту фразу при разговорах на любую тему. Однажды я спросил:

— А ты хоть знаешь, что это значит? Где слышал?

— На каком-то занятии по Лени-ни-зь-му, — ответил Владимир. — Понятия не имею, что это такое, но звучит красиво, и все думают, что я очень, очень умный. Когда выступаю, особенно перед женской частью пролетариата, глазом всегда слежу за впечатлением. Как только скажу: «Без всяких аннексий…», — всё. Любую бери. Готова. Веди. Клади. Делай, что хочешь…

— Ну раз классика и меня цитируешь, значит, умный и сексуальный.

— А как же. Ты теперь высоко, — он демонстративно глянул вверх, — поэтому тебя надо ци-ти-ро-вать. Так уж у нас принято, Семёныч. Годик тебя поцитирую, глядишь, и меня начнут замечать. С твоей помощью.

— Для тебя постараюсь. Мне кажется ты сегодня какой-то возбуждённый.

— Ты, как всегда, прав и наблюдателен. От тебя ничего не скроешь. Я только вчера вышел из отпуска, за который тебе спасибо. Отдыхал в Крыму. Но, самое главное — один, без жены. Отдохнул на десять лет вперёд. Это блаженство… В любое время дня у тебя благодушное настроение и каждый тебе друг, товарищ и брат. А каждая — тем более. Я даже лирическое сочинил:

И только в последние дни думаешь — скоро возвращаться, а жить так хочется…

— Тебя нельзя одного отпускать. Ты ловелас и подхалим, и в этом ты неисправим.

— Вот! Видишь, со мной даже ты заговорил стихами. А что говорить о лучшей половине человечества…

Рис. Е. Кран