Алексей Савельев - Вцепления и срывы [СИ]

Вдруг мама потянула носом и спросила обеспокоенно:

— Настя, ты чего ни будь, чувствуешь?

— Нет.

Таня стала работать ноздрями, пытаясь уловить то, что уловила мама, но судя по выражению лица это бесполезно:

— А чем пахнет, что такое?

— Ощущение, словно что то где то подгорает, словно яичница горит. Нет?

Пожала плечами старшая дочь Таня и ответила:

— Мама, я ничего не чувствую.

Мама хмыкнула и продолжила глядеть на воду пруда и гинекологическое кресло, на котором сидела.

— А если мне сейчас сесть в это кресло и попытаться самой, управляя колосным станком, вывести его на сушу? — предложила мама.

Таня поглядела на неё, как на ненормальную:

— Мама, я тебя не пущу. Приедут сейчас настройщицы и сделают всё как надо.

Младшая ахнула и кинулась на шею мамы, услышав её затею.

Таня потянула носом и приблизила лицо к маминым кухонным сырникам:

— Мама, кажется вот откуда запах горелым.

— Так вот откуда, — крикнула мама, уставившись на свои кухонные сырники на голых ногах, — какой то из них пересырнявило, и он бедный замкнул. Припали носами к ногам мамы обе дочки. Шумное вдыхание воздуха раздалось над босынями. Таня указала на левую ступню:

— Вот этот воняет.

— Его надо остудить и в молоко опустить, — сказала мама, — Таня, сбегай домой за молоком.

— Мама, я его всё на свою грудь вылила.

— Тогда добеги до магазина и принеси сюда вместе с тазиком.

— Хорошо, мама.

Ушла старшая дочь Таня, а мама осталась дожидаться помощи вместе с младшей дочкой Настей.

— Давай с тобой споём, — предложила мама.

— Давай, — согласилась младшая дочь.

Мама запела первой:

Настя уставилась на шевелящиеся губы мамы и то же начала стараться подпевать, но поскольку слов она не знает, то немного эхом пошла, вторить за мамой:

Неожиданно ноги мамы и дочки спутались. Обе завизжали. Мама захлопала по голым переплетениями и проорала:

— Ты погляди, чего делается. Это нас станок колосный сколосил от такой колосной песни. Да блядь сука ёбаный в рот. Настя, упирайся, упирайся руками. Я сейчас постараюсь ноги растащить. Блядь допелись, допелись на хуй. Сука ёбаный в рот. Надо же так, а. Никак не расцепляется. Да сука ёбаный в рот.

Дочка дрыгается и визжит, мама растаскивает ноги в кухонных сырниках и кричит.

Стала визжать младшая дочка:

— Заело, заело, — и вытаращилась в ужасе на голые спутанные ноги.

Мама огласила лес криком:

— Помогите, мы спутались, помогите, мы спутались.

Пошёл дым от кухонного сырника. Мама скинула его с ноги и поставила рядом. Он заклубился белыми барашками дыма. Мама глянула на него и крикнула:

— Пересырнявило суку. Всё, сейчас сгорит.

— У нас же их целых два пакета, — сказала дочка, продолжая пытаться выдернуть свои ноги, — вы же ещё можете с бабушкой с работы их принести.

— Всё равно как то жалко, — сказала мама, — ведь я то же их изготавливаю там на работе, и для меня каждый кухонный сырник, словно дитя.

Мама поводила рукой перед лицом, пытаясь отогнать дым кухонного сырника:

— Всё, сейчас сгорит милый. Замкнул гасырник. Я их лет десять, наверно, носила, а может и больше. Я уж не помню. Там уж всё перемкнуло. И Таню ни как не предупредишь, чтобы она не торопилась, что уже кухонный сырник не спасти.

Вдруг они увидели, как из леса к ним по лугу бегут их соседки высокие мощные две дочки пяти и семи лет и их ногастая красивая мама с длинными светлыми волосами, тонкими светлыми бровями и вздёрнутым носом. Мама знает, что эту женщину зовут Лада, старшую дочку семи лет Аиша, а младшую пятилетнюю дочку — Гузель.

— Привет, Оля, я слышу, ты кричишь. Вот и рванула к тебе с дочками на выручку. Давай помогу.

Она ухватилась руками за ноги и потащила на себя. Затем посмотрела в пруд и спросила:

— А это чего такое?

— Наш колосный станок. Он утоп в пруду. Вот ждём помощь.