Леонид Ленч - Заноза [Рассказы]

Некоторое время Федор Иванович сидел молча, укоризненно смотрел на телефон. Потом перевел взгляд на потолок, — толстые губы Федора Ивановича при этом беззвучно шевелились, и со стороны можно было подумать, что заведующий жилищным отделом молится богу, а на самом деле он облегчал душу словами, произносимыми «в уме».

Тут снова в кабинет заглянула Лидочка и сказала как ни в чем не бывало:

— Федор Павлович, вы будете граждан принимать? Тут вас, между прочим, эта прелесть дожидается… Сухарькова со второго Заломного.

— Сухарькова здесь?!

— Вы же сами мне велели вызвать ее на сегодня для беседы.

— Почему вы раньше мне не сказали про Сухарькову?

— Хотела, да вы на меня руками замахали, — обиженно сказала Лидочка.

— Ну, ладно! Давайте Сухарькову первую сюда!

В кабинет вошла пожилая женщина, сухопарая, с утиным носом, с плаксивым выражением плоского неразборчивого лица, одетая не по возрасту ярко. На ней было платье из крепа — по зеленому фону алые маки, — на костлявых желтых щиколотках — белые носочки с синей каемкой, в руках — розовая маленькая сумочка, которую она нервно теребила и мяла.

«Ишь вырядилась, старая курица!» — подумал Федор Павлович и приветливо сказал:

— Здравствуйте, Аграфена Ильинична! Садитесь, пожалуйста.

Сухарькова молча кивнула головой и села на краешек кресла.

— Ну как, Аграфена Ильинична, будем переезжать в новый дом или будем капризничать? — с той же привычной бодростью начал беседу Федор Павлович, решивший сразу «брать быка за рога».

Сухарькова положила свою сумочку на письменный стол заведующего жилищным отделом и, глядя ему прямо в глаза, сказала значительно:

— Товарищ Блескунов, вы, пожалуйста, только не давите на мою психологику, не надо этого делать… я все законы знаю, со мной надо по-хорошему!..

— Я же по-хорошему с вами… который день бьюсь. Ведь все выехали, вы одна остались… как заноза!

Сухарькова поджала тонкие недобрые губы:

— Я не заноза, товарищ Блескунов, а женщина… одинокая… незамужняя, хоть и работаю кассиршей в магазине… у меня почетная грамота имеется, к вашему сведению!

Она достала из розовой сумочки скомканный платок, прижала к глазам. Ее утиный нос покраснел.

— Меня нельзя обижать! За меня всегда общественность заступится. Я ведь и к депутату и в редакцию пойду, если что…

Федору Павловичу стало не по себе.

— Да разве я вас обижаю, Аграфена Ильинична?! — сказал он с легким испугом. — Это вы меня обижаете… подводите под монастырь! Пожалуйста, беру «занозу» назад. Но поймите же и вы нас: вы — одна! — задерживаете большую стройку. Ведь на месте вашей развалюхи новый дом поставят, со всеми удобствами для наших замечательных советских людей!

— А я, значит, не советская и не замечательная?

— Фу, ты господи! Вы тоже замечательная… в своем роде. Откровенно говоря, я в толк не могу взять, чего вы цепляетесь за свою гнилушку? Ведь я же вас не в конуру какую-нибудь переселяю, а тоже в новый дом и тоже со всеми удобствами!

Сухарькова потупилась, подумала и сказала:

— Я в этой гнилушке, товарищ Блескунов, двадцать пять лет оттрубила. Теперь надо хорошенько подумать… чтобы ни в чем не прогадать. А посоветоваться мне не с кем… — глаза у нее снова налились слезами.

— А я на что?! — весело отозвался Блескунов. — Я ваш самый наилучший советчик, Аграфена Ильинична. (Он достал из ящика своего стола бумагу.) Вот извольте. Малый Кисельный, дом 16-а… отличная комната, ваши метры, даже чуть побольше, в малонаселенной квартире на шестом этаже.

— На шестой этаж не поеду.

— Там же лифт имеется!

— Они портятся, ваши лифты, а у меня — сердце. Могу показать справку поликлиники.

Сухарькова потянулась к своей сумочке, но Федор Павлович остановил ее:

— Не надо, верю и так!.. Тогда, вот еще… Колотушинский, восемь… новый дом… второй этаж… хорошая комната на солнечной стороне.

— Мне солнечная сторона противопоказана, у меня — нервная система в систематическом беспорядке. И тоже справка есть из поликлиники.

— Тогда… ладно уж, для вас на все иду. Берите… (тут Федор Павлович сделал паузу) отдельную однокомнатную квартирку… там же на Колотушинском… куколка — не квартирка!

— Не поеду в отдельную — жуликов боюсь.

— Да что вы говорите, Аграфена Ильинична?! — Федор Павлович развел руками. — Какие жулики?!.

— Обыкновенные, про которых в газетах пишут. На последней странице. Подумают: кассирша — значит при деньгах, да еще одна проживает. Заберутся и придушат.