Леонид Ленч - Заноза [Рассказы]

— Точнее, из Грибоедова, — поправила Сергея Петровича трубка, — про Чацкого, слова Софьи. Только там другой глагол стоит, Сергей Петрович. Не «хватит», а «станет». «Как вас на это станет!»

— Нет, именно хватит! — вскипел Сергей Петрович. — Хватит, кончай бодягу, Николай, надоело! Солидный мужик, отец семейства!.. Говори, что тебе нужно!

После секундной паузы трубка, хохотнув, сказала:

— А давай, Сережа, допустим, что тебе звонит действительно Буканов. Что бы ты ему сказал?

— Послал бы этого фанфарона подальше и повесил трубку!

— Разве Буканов… такой уж фанфарон?

— Фанфарон! — убежденно отозвался Сергей Петрович. — И к тому же груб, как утюг. Ты ведь на себе его грубость испытал? Забыл, как на парткоме дело разбиралось?

— Не забыл! — серьезно сказала трубка. — Даже помню, что ты, Сергей Петрович, сидел и молчал тогда. Ни одного слова в осуждение Буканову ты лично не произнес.

— Мы же с тобой, Коля, уже объяснялись по этому вопросу, — заторопился Сергей Петрович. — И я свою ошибку тут же признал. Смалодушничал! Да, да — смалодушничал. Зачем ворошить старое?!

— Я хочу только сказать, что твое малодушие и Буканову тоже не пошло тогда на пользу, — сказала трубка.

Какой-то странный разговор! Куда гнет Колька Солодов? Непонятно!

— Знаешь, Коля, если серьезно говорить, — начал Сергей Петрович издалека, — то у Буканова были и свои положительные качества.

— Почему же тогда его сняли?

— Сверху виднее почему!

— Снизу тоже было видно! — сказала трубка.

— Ты имеешь в виду всю эту глупую шумиху с Громыхинским комбинатом? — спросил своего собеседника Сергей Петрович.

— Хотя бы!

— Да, тут дело пахло форменным очковтирательством. Мощности еще, собственно говоря, не освоены, а он бухает во все торжественные колокола. Ты помнишь, какую он речугу закатил на активе?!

— Помню! — мрачно сказала трубка. — Его тогда здорово раскритиковали — Буканова. Один только ты, Сергей Петрович, меня поддержал. Осторожненько, но все же поддержал. В общем, из редакции вам позвонят. До свиданья!

Минуты две Сергей Петрович сидел неподвижный, как собственное изваяние, держа в руке телефонную трубку, издававшую частые требовательно-визгливые гудки. Наконец очнулся, положил трубку на рычаг и сейчас же снова снял и быстро набрал номер домашнего телефона Солодова:

— Николай, ты?

— Здорово, отец Сергий! Что скажешь?

— Ты мне сейчас звонил? Только без фокусов: да или нет?

— Нет! А что такое?

— Понимаешь… позвонил кто-то… назвался Букановым… плел всякую чепуху… что за шутки дурацкие.

— Почему шутки?! Мне он тоже звонил, приглашал сотрудничать в его журнале. Собирает, как он сказал, «живые силы» — теоретиков и практиков! Такой, понимаешь, стал демократ, куда там! А может быть, критика на него подействовала? Бывает ведь и так!

…Когда мать и дочь вернулись из кино, они застали Сергея Петровича сидящим на диване в позе глубоко задумавшегося человека. Раскрытая книжка толстого журнала лежала у него на коленях.

Иринка — худенькая, черненькая, похожая на графического бесенка — подошла к отцу, поцеловала его в щеку и сказала, смеясь:

— Вот видишь, папочка, как хорошо действует на тебя художественная литература.

— А что такое, Иринчик?

— Поомотри на себя в зеркало — у тебя лицо стало какое-то такое… просветленное. Что ты читал — стихи или прозу? Наверное, — стихи!

— Скорее… критику! — сказал Сергей Петрович и, чтобы перевести разговор на другую тему, с большей, чем обычно, обстоятельностью стал расспрашивать жену и дочь, что они видели в кино и понравилась ли им картина.

В цехе многие замечали, что Леша Струнников неравнодушен к Даше Карпенко. Это бросалось в глаза.

На вечерах в заводском клубе, когда после киносеанса или лекции в нижнем фойе начинались танцы под духовой оркестр, Леша приглашал только Дашу.

В обеденный перерыв, когда молодежь собиралась на заводском дворе в жидкой тени юных тополей у фонтана, всегда получалось так, что Леша оказывался рядом с Дашей, а маленькая Дашина рука, прохладная и твердая, — в Лешиной, большой и жаркой.

Сама собой разгоралась песня.

запевала Даша высоким и чистым, радостным сопрано.