Аркадий Аверченко - Избранные произведения в одном томе [Компиляция]

— Ох, ведь нам уже ехать нужно! Мы на минутку забежали. Вале еще нужно корректуру в типографию отвезти. Валя, поедем! До свидания, разбойнички.

Меценат и клевреты снова остались одни в большой мрачной комнате, окутанной тишиной.

Неслышными шагами вошла Анна Матвеевна и остановилась у притолоки, пригорюнившись:

— Ага! Вся гоп-компания в сборе… Чего это у вас темно так? Сидите, сычи какие словно, нахохлились. Небось коньячище опять хлестать будете, разбойники?! Сюда подать на ковре али по-христиански — в столовую?

Кузя подмигнул Меценату на Мотылька и Новаковича, совсем затушеванных сумерками, и, неслышно подойдя к нему, шепнул:

— Это, пожалуй, лучший выход из положения. А? Меценат? Коньяк!

Меценат вдруг подпрыгнул на диване и выпрямился — старый, дряхлеющий, но все еще мощный лев.

— Ну, ребята, нечего нюнить!! Гляди весело!! Ходи козырем! Выпьем нынче, чтоб звон пошел, а завтра айда к берегам старой матушки Волги — целой разбойничьей ватагой… Айда! На широкие речные просторы, на светлые струи, куда Стенька Разин швырял женщин, как котят! Туда им, впрочем, и дорога!

— Аминь! — восторженно закричал Кузя. — Долой Петербург, да здравствуют Жигули! Кальвия! Почествуйте волжскую вольницу!! «Что ж вы, черти, приуныли… Эй ты, Филька, шут! Пляши!! Грянем, братцы, удалую — за помин ее души!»

О, могущественное Время! Будь ты трижды благословенно. Ты лучший врач и лучшее лекарство, потому что никакие препараты медицинской кухни не затягивают, не закрывают так благотворно глубоких открытых ран, как ты, вечно текущее, седое, мудрое!

Читатель! Если ты через год заглянул бы в — уже так хорошо тебе знакомую — темную гостиную Мецената — ты тихо улыбнулся бы, увидев, что все на своем месте:

Меценат в одном углу, одетый в белый полотняный балахон, лепит новый бюст Мотылька, важно восседающего на высоком стуле, в другом углу возится со штангой, выбрасывая кверху свои могучие, будто веревками — мускулами опутанные руки Новакович; в глубоком кресле мирно покоится, поедая апельсин, Кузя…

А у дверей стоит Кальвия Криспинилла и в тысячу первый раз кротко бормочет:

— Опять ты, разбойник, шкурки на ковер бросаешь?! Управы на тебя нет, на мытаря!..

Modes et robes — Шляпы и платья (фр.).

Волосы для наклеивания усов и бород (авт.).

Здесь: свидание наедине (фр.).

Железной дорогой (фр.).

Здесь: иначе (говоря) (лат.) .

Здесь игра слов, основанная на старом написании слова « лес » — через букву « ять ». Эта буква, совпадавшая по звуку с «е», была упразднена послереволюционной орфографической реформой.

Цензуровано Мифасовым.

Настоящая книга написана до войны с немцами.

Настоящая книга написана до войны с немцами.

До войны мы, русские, все думали это…

Написано в 1912 году (авт.).

Суета суети все — суета… (лат.).

Человек разумный (лат.).

И опять совпадение — в отчестве Ф. О. и в названии села у Достоевского ( Степаныч — Степанчиково)

И опять уже третье по счету, удивительное совпадение: « Селиваныч — село Степанчиково» — один и тот же корень « сел .»

Подлинные слова, сказанный Марковым 2-м с трибуны 3-й Думы.

Льяносы — тип саванны.

Малинин Александр Фёдорович (1834–1888) — педагог, автор учебников по геометрии, арифметике, физике.

Буренин Константин Петрович (ум. в 1882 г.) — преподаватель математики, соавтор А. Ф. Малинина , брат русского писателя В. П. Буренина.

Особняк русской актрисы балета Матильды Феликсовны Кшесинской (1872–1971) в марте 1917 г. был занят Петербургским РСДРП(б).

Подразумевается А. Ф. Керенский.

Перифраз одной из молитв за упокой: «Имена же ты их, Господи, веси».

Так А. Т. Аверченко назовёт сборник рассказов, изданный в варшавском издательстве «Добро» в 1924 г. В предисловии он объяснил суть заглавия: «Я всегда был против того, чтобы мои книги низводились до степени мягкой перины <���…> Она — почти вся — едкая, колючая — ну точь-в-точь будто вы легли в крапиву…».