Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник)

– Более чем просто не в ту.

– В чью же?

– Флоренс Крэй.

Тетя Далия присвистнула. Было ясно, что она поняла всю трагичность положения.

– Флоренс уже лежала в постели?

– В розовом ночном чепце.

– И, проснувшись, увидела тебя?

– Почти сразу же. Я там опрокинул пару столиков.

Моя тетя присвистнула еще раз:

– Тебе придется жениться.

– Вот именно.

– Хотя я думаю, она не согласится.

– А я имею надежную информацию в противоположном смысле.

– Ты что же, все уладил?

– Она все уладила. Мы помолвлены.

– Несмотря на усы?

– Усы ей нравятся.

– Вот как? Странный вкус. А как же Чеддер? Мне казалось, что она обручена с ним?

– Уже нет. Та помолвка расторгнута.

– Они расстались?

– Бесповоротно.

– И теперь она взялась за тебя?

– Да.

Теткино лицо выразило озабоченность. Хотя она по временам довольно грубо со мной обращается и обзывает меня разными смачными именами, но вообще-то она меня любит и принимает мое благополучие близко к сердцу.

– Флоренс, мне кажется, для тебя слишком ученая. Насколько я ее знаю, ты и охнуть не успеешь, как она засадит тебя читать У. X. Одена.

– Она на что-то в этом духе уже намекала, правда, помнится, имя было, кажется, Т. С. Эллиот.

– Хочет тебя перевоспитать?

– Похоже, что так.

– Тебе это не понравится.

– Да уж.

Она сочувственно кивнула:

– Мужчины этого не любят. Я объясняю свой счастливый брак с Томом тем, что ни разу даже пальцем на него не надавила. Агата все время старается перевоспитать Уорплесдона, и муки, которые он испытывает, должно быть, ужасны. Недавно она заставила его бросить курить, в результате он повел себя как рыжий гризли, угодивший лапой в капкан. Тебе Флоренс уже велела бросить курить?

– Нет еще.

– Скоро велит. А дальше придет очередь коктейлей. – Тетя Далия покосилась на меня с глубоким состраданием. Видно было, что ее терзает раскаяние. – Кажется, из-за меня ты попал в переделку, мой карапуз.

– Да ладно, не думайте об этом, престарелая родственница, – сказал я ей. – Мало ли что в жизни случается. Меня гораздо больше беспокоит, что будет с вами. Мы должны непременно спасти вас из моря бед, как выражается Дживс. Все прочее не так уж важно. А о себе в сравнении с этим я забочусь лишь в той пропорции, в какой соотносится вермут с джином в крепком сухом мартини.

Было видно, что она растрогана. Глаза ее, если я не обознался, наполнились непролитыми слезами.

– Как это самоотверженно с твоей стороны, милый Берти!

– Пустяки, уверяю вас.

– Кто бы подумал, глядя на тебя, что в тебе столько благородства! И такое твое отношение делает тебе честь, вот все, что я могу сказать. А теперь за дело. Ступай и перенеси лестницу к правому окну.

– То есть к левому окну.

– Назовем его правильным окном.

Я собрался с духом, чтобы сообщить ей худую весть.

– Но вы упускаете из виду, – говорю, – наверно, потому, что я забыл вам сказать, что имеется одно препятствие, которое грозит свести на нет наши усилия и начинания. Дело в том, что лестницы там нет.

– Где нет?

– Под правым окном, или лучше сказать, под неправильным окном. Когда я выглянул, ее там не было.

– Вздор. Лестницы не тают в воздухе.

– В Бринкли-Корте, что в Бринкли-кум-Снодсфилд-ин-де-Марш, еще как тают, уверяю вас. Про другие места не скажу, не знаю, но в Бринкли-Корте они исчезают, стоит отвести от них взгляд на одно мгновение.

– То есть ты хочешь мне сказать, что лестница пропала?

– Именно это я стараюсь довести до вашего сведения. Она сложила шатры, как арабы, и беззвучно ушла с прежних мест [44] Генри Лонгфелло . Окончен день. .

Тетя Далия залилась фиолетовым румянцем и, я думаю, собралась сгоряча издать какой-то клич из своих охотничьих запасов, поскольку, если ее раззадорить, она за словом в карман не лезет, но в этот момент дверь открылась и вошел дядя Том. Я был слишком взволнован и не мог точно определить степень его возбуждения, но было видно простым глазом, что он охвачен негодованием.

– Далия! – воскликнул он. – Мне показалось, что я слышу ваш голос, и я не ошибся. Почему вы не спите в такой поздний час?

– У Берти разболелась голова, – с ходу сочинила моя почтенная родственница. – Я дала ему аспирина. Как голова, уже лучше, Берти?

– Заметно некоторое улучшение, – успокоил я ее, я ведь и сам здорово быстро соображаю. – А вы что так поздно на ногах, дядя Том?

– Да-да, – подхватила тетя Далия. – Вы-то что расхаживаете по дому за полночь, мой благоверный? По-моему, вы бы должны были уже видеть десятый сон.