Феликс Кривин - Киным-кино

Между режиссером и директором «Большого Змея» противоречия если и возникали, то внешне никак не выражались. Хотя противоречия должны были быть, потому что если режиссер был творец, то директор был сущий дьявол. А кому не известны отношения между дьяволом и творцом?

Надо сказать, что внешность у дьявола, как, впрочем, и у творца, была совершенно ангельская: волосы ровно подстрижены, на плечах пиджак, а не какая-то преисподняя куртка (которую носят при исподнем – прямо на нижнем белье). И на ногах у него были не джинсы, как у джиннов и прочих дьяволов, а нормальные, аккуратные брюки. Внешняя общность (а точнее – общая внешность) творца и дьявола объяснялась тем, что они составляли одно лицо. Фильм «Предпоследний из могикан» имел в одном лице режиссера и директора.

Подобно древнему богу Саваофу, режиссер «Большого Змея» любил создавать из ничего. Он избегал профессиональных актеров, ему нужен был воск, бесформенный материал, из которого можно лепить что угодно. Так, своего главного героя Саваоф нашел на съемках предыдущей картины, в таком же маленьком городке, не то у табачного, не то у пивного ларька, а может быть, что менее вероятно, у газетного киоска. Саваоф шел мимо и вдруг увидел знакомое лицо – не по жизни знакомое, а по туманным мечтам, по каким-то неосознанным, скрытым порывам.

– Большой Змей! – вскричал он. – Последний из могикан!

Большой Змей улыбнулся, принимая его в компанию.

– Я не последний, отец. Здесь еще ребята стояли.

В съемочной группе «Конец Большого Змея» порывы свободных могикан были зажаты в железную смету экономистов, и, может быть, именно эта скрытая, но великая борьба рождала великую, хотя и скрытую энергию. Ту энергию, которая помогала режиссеру, как библейскому богу Саваофу, творить из ничего, а директору, сущему дьяволу, взирать на это со смирением ангела, вынужденного помнить о Смете и напоминать о ней одержимому идеей творцу, который был уверен, что созидает из ничего, а на самом деле созидал из ассигнованных средств, то и дело порываясь нарушить Смету.

Да, искусство – это экономия средств, но не материальных, а средств выражения. Экономисты, однако, понимают это по-своему. Следуя их логике, Пигмалион мог бы сэкономить на Галатее и из того же материала вылепить еще одну статую. Или даже еще не одну статую. Или десяток-другой статуэток.

Но тогда бы Галатея не ожила. Потому что не смог бы Пигмалион полюбить статуэтку.

Бог был строг, но со своим дьяволом он сработался (бог, который не может сработаться с дьяволом, недолго остается богом).

В фильме «Дюймовочка» было другое.

Директор «Дюймовочки», довольно молодой еще человек, происходил из упрямого рода людей, награждавших своих детей самыми немодными именами. Когда было в моде имя Иван, отца будущего директора назвали из упрямства Артуром. А позднее, когда Артур вошел в моду, а Иван остался разве что в отчествах, пришло время родиться будущему директору, и его назвали Иваном. Продолжая семейную традицию, Иван Артурович назвал сына редким в России именем Зигфрид, обрекая его впоследствии называться Зигфридом Ивановичем.

Взаимоотношения с режиссером давали Ивану Артуровичу постоянную пищу для проявления его наследственного упрямства, а единственный способный противостоять ему человек находился далеко, и, конечно, был это не кто иной, как малолетний Зигфрид Иванович.

Быть директором картины – значит, совмещать в себе талант руководителя и талант подчиненного, страсть художника и бесстрастие администратора, порыв и расчет, деловитость и вдохновение, и еще много несовместимых качеств. Только тот, кто совмещает несовместимое, может быть директором картины, потому что создание ее редко совместимо с теми условиями, в которых ее приходится создавать. Директора картины можно было бы назвать комбинатором, учитывая латинское значение этого слова (combino: соединяю), если б не то, что комбинаторы в кино уже есть и выполняют они совершенно другие функции.

Из всех комбинаторов, способных выдавать кажущееся за действительное, комбинаторы кино – самые безобидные и бескорыстные люди. Созидая из малого великое, они не руководствуются малыми целями, они служат великим целям искусства.

Все это хорошо, но с точки зрения выполнения плана по метражу выгоднее снимать натуру. Поэтому средства, ассигнованные на комбинированные съемки, используются на натуру, дающую метраж. И неизвестно, откуда возьмется великое, если средства на малое уже израсходованы…