Александр Никонов - Хуевая книга

Потом я вдруг резко отвела твою руку, легла спиной на кровать, раздвинула ноги до предела, так, чтобы тебе было все лучше видно, и начала трахать себя пальцем, взвизгивая от наслаждения от вида твоего лица. Затем перестала и просто до предела раздвинула пальцами розовые губки. Смотри. Смотри!

Ты сверлила взглядом мою плоть и от этого почти физического давления, буравившего взгляда, я тащилась. Ты терла взглядом мой набухший, лопающийся от прилившей крови клитор. И я кончила, меня трясло.Когда я снимала твои голубые джинсы, ты уже не ломалась даже для приличия.

Ленк, у меня до сих пор перед глазами в деталях стоит эта картина: твоя чуть окинутая голова, влажные половые губы, приоткрытый рот, тяжелое дыхание, глаза закрыты. Грубая ткань джинсов постепенно опускается, открывая белые, упругие, теплые бедра. К которым я тут же припадаю губами.

Брюки падают на пол, за ними - мокрые трусики. И вот уже ты лежишь на спине, а я исступленно целую, кусаю, лижу, сосу, слюнявлю твое "нижнее я", твой центр сосредоточения удовольствия, на котором сейчас для тебя замкнулся весь мир.

Запустив руки под футболку, ты теребишь, трешь свои соски.

Ты тоже кончила быстро.

И только после этого мы раздеваемся полностью.

Только что пришла моя соседка-сожительница, Ольга. И я оторвалась от письма, чтобы поужинать с ней и выслушать ее одинаковый рассказ о том, как ее опять не взяли на работу. Я кивала, бросала какие-то реплики, а сама, распаленная воспоминаниями, поймала себя на том, что впервые оцениваю Ольгу не просто как половину суммы за жилье. А как женщину.

И вдруг подумала - а не предаю ли я этим самым свои воспоминания: не изменяю ли тебе? Но тут же утешила себя: ты - мое самое лучшее, самое светлое, самое яркое, самое первое и потому - самое любимое воспоминание. Воспоминание-иконка, на которую я молюсь в тяжелые минуты в этой серой, холодной, чужой и недоброй эмиграции. Мой единственный просвет. Окно. Свет за спиной в тоннеле. Маячок уплывающего в ночь порта. Меня бьют соленые от слез ветры, Ленка.

Я лесбиянка по рождению. Ты теперь бисексуалка по жизни. Я сделала тебя бисексуалкой. Не жалеешь?

Нет, я не предавала тебя, оценивая фигуру Ольги. Потому что тебя я больше никогда не увижу в этой жизни... Смотри, прямо как в песне получилось. "Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду". Помнишь, мы ходили в Ленком на "Юнону и Авось"? Каранченцов пел. Только теперь я понимаю, какие это слова. Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду!

Я тебя никогда, никогда, никогда...

И еще. Ты как спичка, зажигаешь во мне огонь. И пыл страсти во мне, и охота полизать Ольге, и похоть по отношению к проходящим мимо попочкам и грудкам, это все - твой огонь на моем хворосте. Твоя любовь горит во мне, Ленка. Или я горю твоей любовью? Или сгораю?

Конечно, ты знаешь, у меня были и другие женщины. И даже во время связи с тобой, признаюсь. Видишь - каюсь! Тело требовало секса. А душа рвалась к тебе.

Сейчас уже ночь, я сижу у себя в комнате и пишу.

Знаешь, я все-таки соблазню Ольгу или, точнее, совращу. Трахну. Грубо, но так приятно, чтоб она зверела и орала в дикой страсти. В пароксизмах страсти. Я сделаю это ради тебя. Я брошу ее на алтарь страсти во имя твое.

Я начну с психологической подготовки. Я не буду торопиться. Долгими зимними вечерами после ужина я стану вести с ней беседы. Я постепенно заставлю ее смотреть на мир по-другому. Заставлю отказаться от дурацких, идиотских предрассудков. Влюблю в себя, наконец.

И, может быть, мне удастся создать в этом царстве холодной тьмы и отчуждения цветной и теплый Остров Двоих. Где нам будет хорошо. Маленький очаг имени тебя, Лена моя.Я не знаю, ты, возможно, вышла замуж. Это было бы мне знать неприятно. Но не так неприятно, как если бы ты соединилась с какой-нибудь женщиной. Бог с ними, с этими мужскими тыкалками, может, в тебе сказался зов глупой природы. Но неужели ты смогла найти себе женщину? Мне трудно это представить. Ты - такая красивая, нежная, утонченная. Кто достоин тебя?

Ревную ли я? Нет, как ни странно. Нас развело во времени и пространстве, и мостик ревности не соединит эти пропасти. Даже если у тебя есть другая женщина, я не плачу сердцем. Все, что ты делаешь, - правильно, потому что я люблю тебя. Слышишь, я признаюсь тебе в любви. Ты знаешь, что я люблю тебя, но мы никогда не говорили об этом.

Уж не знаю, почему. Наверное, есть какие-то глубинно-фрейдистские причины.

...Сейчас пойду поем и подумаю, почему все так, как есть. Вот открою холодильник, достану помидоров за 2 шекеля, посолю и съем без хлеба. Как когда-то в России. А еще я давно не ела печеной в золе картошки...