Алик не очень любил своих соседей, но Алиса требовала, чтобы он не отваживал их от дома: Фриде она раз в месяц меняла причёску, а Гришу каждую неделю стригла — волосы просто выпирали из него, как будто его голова была тщательно унавожена.
Однажды Гриша пришёл мрачный и сообщил, что Фрида ушла от него к какому-то недавно прибывшему вокалисту, которому она сейчас аккомпанирует.
— Вот она ваша мораль, дети перестройки, — уводить чужих жён!.. — Гриша был возмущён, расстроен и ушёл, хлопнув дверью.
— Кто на неё мог позариться? Кто? — воздевала руки к небу Маня после ухода Гриши.
— Какой-нибудь слепой идиот, — предположил Алик.
Только Алиса была довольна:
— У меня появится ещё один клиент!
Была суббота — автобусы не ходили. Дани поймал такси и назвал Янин адрес — он ехал к ней извиниться за свою грубость.
Водитель, мужчина средних лет, в вязаной кипе, улыбнулся, услышав его акцент.
— Так я рад вашему прибытию, так рад!
— Чего это вдруг? — спросил Дани.
Водитель стал охотно объяснять:
— Непохожие вы на нас, и это здорово! Наблюдаю я за вами: стонете, плачете, жалуетесь, но цепляетесь за жизнь железной хваткой. Нам скажут «нельзя» — мы уходим, а вам скажут «нельзя» — вы справа попробуете обойти, слева, сверху перепрыгните, снизу подкоп сделаете. Вам советская власть всё время говорила нельзя — вот вы и научились. Сильные вы, твёрдые, как шампиньоны из-под асфальта. И образованные. Очень вы нужны Израилю, очень! Мы у вас многому научимся, а вы у нас. Богаче станем, понимаешь?..
— Если бы все так думали, — грустно произнёс Дани.
Водитель понял, о чём он.
— А ты на лилипутов внимания не обращай.
— Лилипутов? — удивлённо переспросил Дани.
— Да. У нас в Израиле много лилипутов, которые спокойно себе жили и работали по-лилипутски. А тут вы — большие и сильные, вот они и испугались, цепляют вас за ноги, чтобы не пускать. Но им ничего не поможет — ваш приход предсказан в Торе.
— И мой?
— Конечно! — уверенно ответил водитель и затормозил — они приехали. Пока Дани доставал деньги, чтобы рассчитаться, водитель повернулся и внимательно смотрел на него. Затем вынул из «бардачка» красный берет и протянул Дани. — Возьми.
— Что это?
— Мой берет десантника. Я его с собой вожу, как талисман. — Видя, что Дани собирается отказываться, добавил. — Бери, бери. Он тебе придаст смелости.
— Я и так не трус.
— Тем более — значит ещё свой берет заработаешь. Это там считали, что евреи только портные и бухгалтеры. А евреи — это, в первую очередь, солдаты. Жизнь заставляет!
Улыбнулся, сунул ему берет, и уехал.
Читатели, наверное, думают с упрёком: что ж это автор вводит в повесть всё новые и новые персонажи, а об обитателях старого одесского двора окончательно забыл?.. Нет, нет! Ни в коем случае! Я люблю этот двор так же, как и вы. Просто я ждал, когда там произойдут перемены и осядет пыль, поднятая колесницей перестройки. И дождался. И сейчас расскажу о каждом вашем знакомом и даже о тех, о ком ещё не рассказывал.
Итак, начнём с бывшей лифтёрши Виточки. Она эмигрировала во Францию: её давнишний любовник предложил ей свою склеротическую руку, своё прединфарктное сердце и свою роскошную квартиру в Париже. Готовясь к новой жизни, будущая новобрачная перечитала всего Дюма и Ги де Мопассана, раздала соседям все свои заграничные платья и туфли, расцеловалась с ними, произнесла «Се ля ви!» и укатила к своему девяностолетнему жениху. Дошли слухи, что она, несмотря на материальную обеспеченность, устроилась в своём же доме лифтёршей, чтобы не терять квалификацию.
А Мефиль стал новым русским: они с Митей-самогонщиком открыли собственный киоск и взяли в партнёры приёмщика посуды Гиви Бодридзе. Тот откладывал для них бутылки от дорогих виски и коньяков, они их наполняли самогоном и торговали в киоске. Покупателей привлекали красивые этикетки, и торговля шла настолько бойко, что Митя не успевал пропивать заработанные деньги. Мефиль по-прежнему повязывал галстук прямо на майку, но теперь сверху ещё надевал малиновый пиджак. Он считал себя уже почти «миллионером», поэтому в его лексиконе появились новые слова: «дёбит-крёдит» и «инвёстор». Теперь ему приходилось вести светский образ жизни, который заключался в том, что он ходил на различные поминки. Туда его приглашал компаньон Гиви, у которого было множество родичей и приятелей похоронного возраста. Больше всего Гиви любил посещать армянские поминки, объясняя: «Кормят хорошо, и покойника не жалко».
Читать дальше