Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев

Последствия: вышел заяц на крыльцо, почесать свое яйцо. Сунул руку — нет яйца, так и шмякнулся с крыльца.

Но…

Он залез под крыльцо и нашел свое яйцо.

Вовочкиных способов еще много. Как пальцев на всех конечностях у полуроты солдат. Если б было время, я создал бы целый справочник или специальную энциклопедию, подробно описав все возможные Вовочкины варианты добычи спиртного. О, это был бы фундаментальный труд! При этом уверен — спрос на такую книгу был бы огромен. Однако нашему окончательно спившемуся сообществу — и при этом, как ни удивительно, еще и продолжающему спиваться — в общем-то совсем ни к чему эдакая сомнительная наука. Представляю, что случилось бы со страной, выйди в свет подобное издание большим тиражом! Впрочем, насколько я вижу, и без этого у Вовочки масса учеников и последователей…

Вовочкины феноменальные способности несомненно требуют отдельных исследований.

А еще, была б моя воля, я бы обязательно сохранил его сердце в кунсткамере, ибо просветленные разумом потомки непременно должны его самым тщательнейшим образом изучить и сделать соответствующие для всего человечества выводы.

Когда-нибудь — может быть, в следующей жизни — я поставлю ему гигантский бронзовый памятник и буду каждый день приходить к его подножию и класть на гладко выстриженный газончик свежие полевые цветы.

Я взял на изготовку суровое лицо и вошел. Как я и предполагал, Вера в одном лифчике и с розовыми трусиками-веревочками на щиколотках беззащитным ягненком сидела на унитазе и справляла нужду. Когда увидела меня, она, наверное, от страха пукнула.

Ничего удивительного — несколько секунд назад я видел себя в зеркале прихожей: поношенная одежда, худой, изможденный, с опухшим перекошенным лицом, с шальным вурдалачьим взглядом. Наверное, я мог бы потягаться с самым мерзким призраком из Вериных ночных кошмаров.

Она схватилась за трусы и попыталась встать, но я каменным голосом приказал:

— Сиди! Руки на колени! И она послушно замерла.

Ее глаза наполнились кроличьим ужасом.

— Не убивай! Меня заставили! — взвизгнула она.

— Тише ори! — Я ступил ближе и прикрыл за собой дверь. — А то я тебе рот заклею, и ты уже ничего не сможешь сказать в свое оправдание!

— Меня заставили! — повторила она кротким шепотом, насквозь пропитанным животным страхом.

Я надвинулся:

— Однажды я уже слышал от тебя эту фразу! Все тебя всегда заставляют. А ты здесь, бля, совсем ни при чем! Ты хотя бы, сука, понимаешь, что натворила?!

— Понимаю!

— Что ты понимаешь?! — Я схватил ее за волосы и приподнял ее лицо к своим глазам. — Ты понимаешь, что из-за тебя люди погибли?! Хрен со мной! Что я? Но Неля, Славик! Их просто убили! А ты, шлюха поганая, ссышь тут шампанским, жизнью наслаждаешься!

Наверное, я был ужасен в этом своем новом обличии и праведном гневе — по ее щекам уже ручьями текли слезы вперемешку с косметикой. Я никогда не видел такого обилия слез — несомненно, она хотела жить, жить любой ценой, и сейчас инстинктивно делала всё, чтобы выжать из меня хотя бы каплю жалости.

— Ну-ка, манда, рассказывай всё по порядку!

— Да, да, конечно!..

И Вера, продолжая сидеть голой попой на унитазе, с руками на коленях, словно послушная школьница, захлебываясь от желания угодить, рассказала всё-всё, включая самые мельчайшие подробности.

История заняла не меньше получаса, и я узнал, что всё началось сразу после того, как я познакомил ее с Валентином Федоровичем. Уже неделю спустя — я как раз отъехал в командировку на завод «Никробрил-про-дукт» — он под надуманным предлогом заманил Веру к себе в машину, отвез ее на Петровку, 38 и предъявил ей в присутствии знакомого следователя целый ряд чудовищных обвинений — минимум лет на десять лишения свободы. Он уже знал всё и о деятельности Мозгоправа, и об ее личном «вкладе» в его туристический «бизнес», а у следователя на столе уже лежали спецсообщения со всех концов страны, в которых речь шла об одной и той же шайке мошенников, реализовавших населению фальшивые путевки.

— Давай так, — предложил Валентин Федорович, — или я тебя передаю вот этому подполковнику и в ближайшие десять—пятнадцать лет ты не увидишь ни меня, ни своего Александра Владимировича, ни белый свет, или ты соглашаешься работать и тогда мы с тобой спокойно отсюда выходим и едем в самый лучший ресторан, чтобы закрепить, так сказать, наши новые отношения. У тебя одна минута. Время пошло!