Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев

— Охренеть!

— Ну, короче, Людмила и Юля меня опять всю ночь сношали. У меня было такое отвращение жуткое! А на следующий день вообще связали…

— Связали?!

— Ну да! А что, драться мне было с ними? У них там куча охраны, милиция под боком, и все повязаны!.. В общем… э-э… сначала они садились мне на лицо, лизать везде заставляли, потом писали на меня… — Вовочка был в высшей степени смущен. — Потом елду искусственную, огромную такую, откуда-то достали и принялись пихать ее мне то в рот, то сзади. Всю жопу разорвали, бляди! Даже кровь шла! Только никому не рассказывай! — Вовочка опять сморщился от боли и принял более удобную позу.

— Ну и как же ты выкрутился? — Я был в шоке от его рассказа.

— Как-как! — Он был на грани нервного срыва. — В конце концов им самим надоело. Дали мне сто долларов и спровадили. Сказали, чтобы я никому не рассказывал. А кому я расскажу? Кто мне поверит? Да и зачем?..

Еще часа два я потратил на то, чтобы успокоить Вовочку, втолковать ему, что недавнее ужасное событие — случайность, которая больше не повторится.

— Ты сам виноват! — говорил я ему. — Тебе же эта Людмила сразу сказала, что ей нужно, только чтобы кто-нибудь ее как следует отодрал. А твой интерес совсем в другом. Да и старая она для тебя. Зачем ты вообще назначил ей свидание?

— Ты же сам говорил, чтобы я со всеми подряд встречался, для маркетинга! — вполне логично парировал Вовочка.

— Не совсем так… Ладно. Будем считать первый блин комом! В следующий раз…

— Чего-то мне уже больше не хочется ни с кем встречаться…

— Да брось ты! Отдохнешь, в ванне попаришься… Знаешь, что? Иди-ка домой, отлежись пару деньков, а потом продолжим. С работой уладь. И позвони тем, с кем в эти дни должен был встречаться. Извинись, придумай от-маз какой-нибудь, перенеси встречи.

— Ладно, — нехотя согласился Вовочка. — Отдохну. Позвоню медсестре Ане. Она мне по телефону больше всех понравилась.

— Вот и хорошо! — успокоился я.

После возвращения Веры в Москву прошел месяц. Она жила в моей квартире, мы ездили по магазинам, обедали в ресторанах, отдыхали в театрах и «зажигали» в клубах. Я заставил ее заниматься фитнессом и ходить в бассейн, она посещала косметические салоны. Ее тряпки, приобретенные в лучших магазинах Москвы, вскоре заняли целый шкаф, так что теперь она выглядела так, что любой самец изумленно оглядывался и долго смотрел ей вслед.

Теперь она была, словно последняя модель Феррари, сам соблазн. Этакая молодая, но уже опытная тигрица с острым плотским взглядом, умопомрачительным бюстом и тугой оттопыренной попкой великолепной формы, способная мимоходом задрать любого зазевавшегося зверька.

А уж если она была без меня — целый божий день самого разного рода предложения сыпались на нее со всех сторон. Это ее, впрочем, не только не раздражало, а, наоборот, радовало и развлекало — тешило ее больное самолюбие, в свое время перенесшее столько унижений и надругательств.

Впрочем, несмотря на такой ажиотажный спрос, несмотря на истеричное мужское сердцебиение, звуки которого шлейфом увивались за ней, она, наверное по старой привычке, привитой еще Мозгоправом, всей душой чтила своего щедрого кормильца и любовника, то есть меня, и воспринимала — по-мусульмански — почти как своего хозяина. Она была послушна, преданна, безотказна, в сексе трудолюбива, страстна, а когда мы вместе бывали на людях, все ее беспрецедентное сексуальное обаяние доставалось исключительно моей не очень скромной персоне, что мне несомненно льстило и необычайно вдохновляло.

Та пьяная оргия в моей квартире была напрочь забыта. Петруха и Аля сыграли свадьбу, на которую я под благовидным предлогом не пошел, чтобы не смущать невесту, а лишь с оказией передал подарок. Алексей трудился в Санкт-Петербурге и молился на свою Лолу, которая, в свою очередь, была всецело занята воспитанием подрастающего ребенка. О подружке Веры по имени Валя я с тех пор ничего не слышал — Вера ни с кем не встречалась и никому не звонила, будто единственным знакомым в городе у нее был только я. Что касается Вовочки и Лены, их оргия жизни продолжалась — они пили и гуляли, каждый день меняя собутыльников и компании. Иногда, в самые голодные дни, они вспоминали обо мне, и я подкидывал им от щедрот душевных сотню-другую, хотя больше никогда не приглашал их домой и не пил с ними.

— Я устала так жить. Мне надо что-то делать! — сказала однажды Вера.

Я даже обиделся, потому что вложил неимоверно много усилий в ее беззаботное бытие.