– Доску берет? – спрашивал второй, у входа.
– Берет! – отвечал первый.
– Пожалуйста, пропьюстите, – проталкивался некто явно не советский.
– Идет, идет! – пронеслось по толпе.
Маленький духовой оркестр исполнил «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» – и в дверях появился Николай Артюхин. Вокруг него тут же закипела жизнь, и корреспондент заговорил в микрофон:
– Сегодня демократическими силами страны одержана крупная победа: до суда отпущен на свободу Николай Артюхин. Но цепляющаяся за власть партократия не отказалась от желания свести счеты с бескомпромиссным рабочим! Николай, что вы чувствуете сейчас?
Артюхин, открыв рот, стоял под вспышками блицев.
– Николай, – настаивал корреспондент, – мы понимаем ваше состояние, и все-таки: буквально несколько слов для миллионов телезрителей.
– Я, это… – сказал Артюхин. – В общем, я не хотел…
– Не хотели выходить из тюрьмы? – захлебнулся в восторге корреспондент. – Вы считали нужным продолжать борьбу в заключении?
Артюхин, тревожно моргая, смотрел на говорящего, а того уже оттесняли в сторону.
– Господин Артюхин, – с акцентом встрял несоветский, – собираетесь ли вы основывать свою партию?
Артюхин в ужасе отводил руками микрофон, а вокруг кипела толпа, и люди тянулись, мечтая пожать его руку или потрепать по плечу.
– Спасибо, спасибо вам! – кричал, прорвавшись, какой-то всклокоченный очкарик.
– За что? – интимно спросил Артюхин.
– Вы поддержали мою веру в рабочий класс! Еще Плеханов писал в письме к Засулич…
Тут на очкастого с ревом наехала группа на мотоциклах, и первый мотоциклист, весь в коже и металле, коротко сказал:
– Садись.
– Вы кто? – спросил уже насмерть перепуганный Артюхин.
– Панк-группа «Черепок», – представился кожаный. – Тусуемся, лысому бюсты бьем. Полный торчок, Колян! Забирает не хуже дихлофоса. Летс тугезер, мы фор ю пару лысых заныкали.
– А? – спросил Артюхин.
– Пипл не врубается, – констатировал кожаный. – Пьер!
Пьер с соседнего мотоцикла вынул из-за пазухи маленького – в полный рост, с традиционно протянутой ручкой – Ленина и кинул кожаному. Тот, поймав на лету, всучил статуэтку остолбеневшему Артюхину.
– Спасибо, – пересохшими губами прошептал гегемон, с ужасом глядя на виновника всех своих несчастий.
– Гаси его, козла, – сказал кожаный.
– Не надо, – попросил Артюхин.
– Гаси, – сказал кожаный.
– Чего там, все свои! – крикнул Артюхину очкарик. – Гас и!
Виновато улыбаясь, Артюхин поглядел вокруг. Общественность ждала. Артюхин разжал руки, и раздался уже традиционный звук. Все бешено зааплодировали, и звуки оркестра перекрыл торжественный рев моторов.
Гиви Сандалия открыл глаза и осторожно сел. Сидел он посреди незнакомой квартиры, в которой кто-то мычал.
– М-м-м! – неслось из-за двери туалета. – М-м-м!
Гиви потряс головой. Он не помнил, как оказался здесь, и не мог понять, кто мычит.
Гиви встал, по стенке осторожно подошел к двери туалета и попросил:
– Еще что-нибудь скажи.
– М-м-м! – замычали изнутри и перешли на вторую октаву: – М-м-м!..
Гиви вспомнил.
– Сейчас открою, – сказал он, – только ты потом обратно не просись.
– М-м-м! – завопила старуха.
Гиви щелкнул замком.
– Ку-ку, – сказал он и подмигнул.
Старуха молча вытаращила глаза.
– Вот и я, – сказал Гиви.
– М-м-м? – не поняла старуха.
– Не узнает, – констатировал Гиви и надел кепку. – Так – узнаешь?
Старуха сказала:
– М-м-м?
– Ага, – подтвердил Гиви и поинтересовался: – Ну что, будем говорить или будем мычать?
Вахтанг сидел в машине, как Наполеон под Аустерлицем. Мимо, под равнодушными взглядами дежуривших вдоль дома грузин, пробежал одинокий спартаковский фанат, за ним протопотала толпа милиционеров.
– Пора, – сказал Вахтанг, поглядев на часы, и кивнул стоявшему возле машины брюнету.
Звонить брюнеты не стали, а с разбегу вынесли дверь в старухину квартиру. Глазам их предстало дивное зрелище. Старуха давала показания на унитазе, привязанная к водосточной трубе.
– Таксистов тоже он посылал? – спрашивал Гиви.
– Троцкистов? – тихо ахнула старуха. – Он. Кому ж еще. Такой бандит. В туалете меня запер!
– Ясно, – сказал Гиви. – Значит, одет как ветеран?
Старуха судорожно закивала.
Группа патриотов с транспарантом «Спасай Россию!» гнала Джона О’Богги по столице нашей родины. Джон утирался на бегу тюбетейкой, страшно хромал и приговаривал «Fuck». Рядом с ним от патриотов бежали: пять евреев, три армянина, два калмыка и негр. Негр, оборачиваясь и зверски сверкая белками глаз, кричал патриотам волшебные слова «Патрис Лумумба».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу