Анатолий Трушкин: Кто на свете всех смешнее?

– Что же, они опасности не чуют, что ли?

– У них чего-то не хватает, у политиков. Кожи, что ли. У них, когда рот открывается, уши закрываются.

– Надо же!.. Да-а, природа-мать! Кого только в ней нет...

– Да-а. Сами же мы и виноваты. Мутанты уже появились. Спереди смотришь – политик, а сбоку глянешь – киллер!

– Да ты что?!

– Вот те крест.

– Господи, спаси и помилуй!

– Не знаешь, на кого охотишься. Ну, ничего – бог не выдаст, скоро уж пойдем на депутатов.

– Рано еще. Что, они только приступили, еще не набрали ничего, навара не будет. И с ними сейчас тоже умаешься.

– А что такое?

– Следы перестали оставлять.

– Как – перестали?

– «Как»... Вот депутат, вот деньги. Все смотрят в упор – вот депутат, вот деньги. Никто глаз не сводит – вот депутат, вот деньги...

– Ну?

– Вот депутат...

– Дальше что?

– Всё, денег нет уже.

– Да ты что?

– Ей-богу!

– Твою мать-то!

– А одного депутата стали травить, он на них бросился, они давай палить, а у него пули ото лба отскакивают.

– Такие пули?

– Такой лоб... А так у нас водятся челноки, бомжи, нищие, эти... которые совсем уже... о, память-то... врачи, инженеры, учителя. На них никто не охотится.

– Да. На что они? Для забавы если. И то какая охота? У нас они прямо на огород забегают... Морковка там, картошка. Лопатой шлепнул его по башке, вот и вся охота.

– Да. Что они? Еле ноги носят.

– Значит, это не у вас вчера банкирчика завалили?

– Не-ет, ты что?! Одни разговоры... Не та охота стала, не та.

Первого апреля разыграли меня здорово. Говорят: «У вас сзади брюки порваны – хвост торчит».

Я еще засомневался сперва: «Какой хвост-то?» А потом поверил все-таки. Вертелся, вертелся – смеху было.

Второго апреля думаю: «Ну всё, слава богу, позади День смеха». Тут звонок в дверь. Гляжу в «глазок» – трое амбалов стоят в кирзовых сапогах... с цепями, гаечными ключами.

Спрашиваю:

– Чего?

Они:

– Вам денежный перевод.

Я еще засомневался сперва, думаю: «Откуда вдруг?!» Но очень у меня тогда с деньгами плохо было. Сейчас-то еще хуже. В общем, я открыл дверь.

Когда сознание вернулось... тридцатого апреля, я понял, что разыграли опять. Унести ничего не унесли... Из одежды кой-чего... что на мне было.

«Зато, – думаю, – слава богу, апрель кончился!» Что-то я апрель не очень люблю. И еще, конечно, у меня после этого нервы сдали.

Дергаться стал во сне. Ну что, совсем уже верить некому!

Нашел по объявлению целителя. Говорю:

– Диплом покажи.

Он сразу три диплома вытащил. В одном написано, что его слюна вызывает у всех аппетит, в другом – что его перхоть убивает грибок, а его грибок убивает все остальное, в третьем – что у него моча с витаминами А, В и С.

Я еще засомневался сперва. А он уже всё свое целебное в одной баночке смешал, говорит:

– Три раза в день.

– Сколько дней?

– Сколько протянете.

Я два дня протянул. Во время агонии приходят двое:

– Зачем вам помирать... одному в двухкомнатной? Давайте обменяемся. Мы доплатим, как раз вам на гроб хватит.

Я говорю:

– Жулики вы все, я вас теперь насквозь вижу. Ничего я не подпишу без нотариуса.

Тут входит еще один человек, говорит:

– Ой! Извините, у вас дверь была открыта, а я квартиры перепутал: ваша восьмая, а мне нужна четыреста сорок четвертая. А вообще я – нотариус. Если что, могу заверить любой документ.

И заверил. Я пошел по новому адресу: Красная площадь... квартира один.

Что еще рассказывать?.. Вчера приятель мой, доктор наук, профессор... тоже бомж, говорит:

– Бежим, облава!

Разыграть хотел!.. Конечно, я остался на месте.

В предвариловке сижу вместе с вьетнамцами. Они то ли скупили всё, что нам самим позарез, то ли еще что. Короче, выдворяют их восвояси в двадцать четыре часа.

Я-то рыжий сам, два метра ростом, глаза голубые, каждый с блюдце. Меня с вьетнамцем даже в спешке не спутаешь. Правда, сержант с утра смотрел, смотрел на меня, потом говорит:

– Доигрался, косоглазый!

И как-то я засомневался: русский ли я, в России ли живу... вообще – живу или всё это мне снится. Но сегодня же опять первое апреля, посмотрим, что завтра будет.

Сосед надо мной евроремонт делает. Сверлят с пяти утра до четырех ночи. Я к нему поднялся, говорю:

– У тебя совесть есть?

Он говорит:

– Совести... нету.

Ах, нету! Я – в милицию. Там говорят:

– Ты чего, законов не знаешь? Он тебе дуло в ухо вставит – мы не можем вмешаться. Вот когда выстрелит, тогда приходи.