Евгений Шестаков - Номерные сказки

На следующий день несколько свитков нового произведения были отправлены на заграничное соискание. В предисловии автор отметил свое полное нестремление к литературным премиям, коих, однако, наличие подтвердило бы принципы добрососедства. Своя же первой степени не заставила долго ждать, по причине чего царь и прощенный вскоре шут не преминули опробовать свежие, не пробованные до того меды.

В этот исторический, куда только не занесенный впоследствии день торжественно принимали султанского посланника с дарами. Довольный вниманием далекого собрата, царь давал сегодня фуршет, ассамблею, бал и брифинг. Всю ночь и полдня готовились. Встрепенувшиеся придворные вырядились так, что вороны в саду восхищенно заткнулись, и каждые пять минут одна из них грохалась с ветки обземь. Перелицованные дедовские костюмы наряду с найденными у зеркал индивидуальными образами смотрелись бойко и по меньшей мере оригинально. Оглядев свою бедовую камарилью, царь остался доволен.

— Орлы! — сказал он, ослабив давящий шею бобровый галстук. — Джентельмена! В огонь и в воду! Сокола! Разойдись покамест.

Царь подустал, его одевали еще с вечера, перерыв все сундуки и комоды. В одном из них нашли даже моль, которая помнила битву при Калке, хотя помнила плохо и не смогла сообщить ничего нового, кроме подтверждения самого факта. Перемеряв сотни одежек, государь в итоге остановился на неброском сочетании красного и зеленого цветов в обрамлении канареечных полутонов. От понравившейся царю черной с блестками вуальки на корону его отговорить так и не сумели.

— Смотри, государь, — балагурил шут, неожиданно почувствовавший себя как рыба в воде, — не поймут тебя заморские-то! Удивишь преждевременно. Али бубен мой возьми, тогда логично будет!

— Отзынь! — отвечал самодержец, напряженно взглядываясь в зеркало. В новом наряде он никак не мог отыскать в себе характерные черты отца, грозного воителя и потрясателя чужих устоев. — Вот прикажу тебя в пуху вывалять, тады посмотрим, кто из нас от какого Кардену! Бретельки мне сзади поправь, не дотянусь.

В горницу вбежала заполошная царевна. Рот ее противу вчерашнего удвоился, а коса была заплетена с другой стороны и болталась перед носом.

— Тятя, опять помаду уперли! Конюхи уперли, опять сожрут!

— Предупреждать надо, когда входишь! — взвизгнул побледневший царь. — Чего с лицом сделала, дура?!

— Да, тьфу! — махнула рукой царевна и унеслась, оставив за собой облако пудры. Пудра была немецкая и ранее использовалась против тараканов.

— Дети, — вздохнул шут, начищая бубенчик. — Нам — политика, им — танцы.

— Бабы! — сказал царь. — Одна пыль в голове. А ты — политик, ага! Прям как я — ведро картошки!

Царь гоготнул, но слишком сотрясся, и половина застежек со стуком упала на пол. Исподнее у самодержца было в цветочек, и на каждом цветочке сидела пчелка с кружечкой медку. Шут позволил себе улыбнуться.

— А я-то удивлялся — куды шторы из Грановитой пропали? А они вон они! Шутник, величество, шутник!

— Матерьял хороший, — смущенно оправдался царь. — А на шторы короток. Да мне-то все равно! Царица пошила, не выкидывать же.

— Ты, величество, зазря так упираешься. С нашими-то бородами ансамбель страшненький выйдет. Уж лучше бы в шутку Посейдоном оделся али тритоном.

— Каки тебе шутки! — возмутился царь. — Договор подписывать будем! О ненападении друг на дружку. Ежели не подпишем — знаешь скока всего пострадает! Это тебе не по манежу бегать. Это же живой бусурман! С им надо дело так вести, чтоб у его от нашего могущества и сурьезности в глазах рябило!

— Все готово, батюшка! — крикнула, заглянув в горницу, царица. — Тебя ждут! Выходи, сделай милость.

— Лечу! — буркнул царь, прилаживая на фуражку корону. — Фейерверку минутная готовность! Скажи, чтоб как голову вздену — пущали!

Выход царя-батюшки на церемонию переговоров стал впоследствии отдельным историческим фактом и вошел во все учебники как самое удачное применение пороха в международных делах. Точность тогдашних ракетных устройств была невелика, нечаянные отклонения в сторону были часты, а настоянный на жабьих бородавках порох, наоборот, весьма силен. Взвиваясь над сараем со здоровенной ракетой в заду, государь и не помышлял о таких вещах, как психологическое воздействие на партнера по переговорам. Совершая неуправляемый, с нынешней точки зрения, полет по окружности, он думал только об одном — о том, какая в мать его Бога тыкву падла осмелилась посягнуть. Плавно приземлившись на лужайке в шаге от султанского посланника, государь сделал книксен не по ошибке, а от того, что не спружинить ногами было бы просто неразумно.