Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений

Трагедия пожилой четы, оставленной детьми, думается мне, изрядно преувеличена.

Есть что-то упоительно-сладостное в возвращении к хаосу.

Мы провели в состоянии невесомости несколько месяцев и еще не успели привнести в нашу жизнь хоть малую толику упорядоченности. Но, как и двадцать пять лет назад — что касается, например, еды, — мы несколько преувеличиваем склонность к отрицанию режима, да и желудки наши пока не очень хорошо реагируют на новое роскошество.

— Ты хочешь есть? — спрашивает жена.

— Я вроде не голоден. А ты? — отвечаю я.

— Я тоже.

И мы продолжаем читать или болтать. Через час, как правило, я говорю:

— Пойдем куда-нибудь перекусим…

— Пойдем.

— Где ты хочешь пообедать? — спросил я вчера.

— Как скажешь.

— У тебя на все один ответ: как скажешь, — вздохнул я.

Она пожала плечами.

— Привычка. Я знаю, что все так или иначе будет по твоему.

— В таком случае необходимо все изменить, — предложил я. — Мы должны по-новому организовать нашу жизнь, ведь так? Начнем с того, что теперь ты тоже будешь высказывать свои пожелания. Итак: где ты хочешь пообедать?

Она выпрямилась и первым делом заявила:

— Я хочу рыбы.

Рыбу я не люблю, да уж ладно. Мы отправились в рыбный ресторан, но швейцар сказал, что нам придется с полчасика подождать, пока освободится столик.

— Но это же очень долго… — начал я.

— Я хочу поесть рыбы. Здесь, — оборвала она.

— Хорошо, хорошо…

Мы прождали минут сорок пять и поели рыбы. Выйдя из ресторана, я сказал:

— Слушай, сегодня вечером по телевизору…

— Нет, — ответила она, — не хочу никаких телевизоров. Хочу посидеть в открытом кафе и выпить кофе.

— Хорошо, хорошо…

Мы нашли кафе и выпили кофе. Когда чашки опустели, я начал опять:

— Может, мы…

— Нет. Я хочу еще чашечку кофе.

— Ну, знаешь ли, — сказал я склочным голосом.

Тут ее разобрал такой смех, что она долго не могла остановиться.

— Бедняга, — проговорила наконец она, — ну, видишь теперь? Лучше уж давай, как раньше, делать по-твоему. От меня, ей-богу, не убудет.

Я избегал ее смеющегося взгляда. К счастью, я уже давно разучился краснеть.

Был уже вечер, когда у одинокой фермы остановился грузовик. Из кабины осторожно выбрался тщедушный старик в кепке. Как только он сошел, машина поехала дальше, а старик толкнул калитку и шагнул во двор. В ту же минуту залаяла цепная собака, но он пересек двор, поднял щеколду на двери и вошел в дом.

В большой комнате, которая служила и кухней, сидели молодой крестьянин с женой и пили кофе из неуклюжих белых чашек.

— Добрый вам вечер, — сказал старик.

Крестьянин на приветствие не ответил, а его жена, молодая белобрысая толстуха с крепкими румяными щеками, безучастно рассматривала скатерть. Потом хозяин нехотя спросил:

— Ты кто такой?

— Ян. Ян из Зюлма, — ответил старик в кепке. — Мы с твоим отцом двоюродные братья.

— А-а, старый Ян, — кивнул хозяин. — Я-то думал, ты давно уже помер.

— Да нет, жив пока.

— Сколько ж тебе стукнуло?

— Восемьдесят шесть.

Жена снова подлила хозяину кофе.

— Зачем ты пришел? — спросил тот.

Старик придвинул себе стул и сел.

— Я ведь четырнадцать лет один-одинешенек. Живой души не вижу. Вечером сядешь иной раз да призадумаешься. О разных людях из былых деньков. И прикидываешь: жив ли еще этот? А тот где? Кто ж его знает. Нынче вот подвернулась почтовая машина. Как раз сюда ехала. Вскорости она обратно поедет, ну и меня прихватит. Так я и подумал, зайду-ка, расспрошу про всех.

Он улыбнулся беззубым ртом. Но никто ему не ответил.

Крестьянин, прихлебывая кофе, смотрел на старика скучающим взглядом, а его жена, которая, похоже, привыкла открывать рот лишь тогда, когда ее о чем-либо спрашивали, опустила глаза, всем своим видом показывая, что не хочет вмешиваться.

— Ты ведь Херман, да? — сказал старик.

— Не-е, это мой братан, — с недоброй ухмылкой отозвался крестьянин.

— Тогда, значит, ты Берснд, — догадался старик. — Отец-то как?

— Его уж восемь лет в живых нету.

— А мать?

— Еще раньше померла, — мрачно процедил хозяин.

Старик закивал головой. Его морщинистое лицо приняло задумчивое выражение.

— Ну а Тоос, тетка твоя по матери? Она, кажись, была замужем за этим… как его… Ботерфлитом, что ли. У него еще лавка была…

— Оба давно на том свете, — перебил крестьянин, зевая.

— Ох-ох-ох…

Старик снова закивал. Хозяин отодвинул от себя пустую чашку и сказал: