Лев Дуров - Байки на бис

В 1967 году, к пятидесятилетию Советской власти, Олег Николаевич Ефремов поставил в театре «Современник» трилогию «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики». Авторами трилогии были известные драматурги Михаил Шатров, Александр Свободин и Леонид Зорин. В это же время Ефремов много работал с драматургом Михаилом Рощиным и ставил пьесу Александра Володина «Назначение».

Как раз в честь юбилейных торжеств Олега Николаевича вместе с группой авторов «Современника» пригласили на прием в Большой Кремлевский дворец. Тогда попасть на прием в Кремль было так же невероятно, как сейчас – к президенту Соединенных Штатов или на день рождения к английской королеве.

Ефремов отправился в Кремль. Естественно, перед тем как туда попасть, нужно было пройти через несколько кордонов охраны и везде предъявлять документы. На одном из постов стоял молодой солдатик из Кремлевского полка, для которого увидеть живого Ефремова – это огромное событие в жизни, тем более что в то время Олег Николаевич был безумно популярен благодаря фильму «Три тополя на Плющихе».

Впереди Ефремова шла группа авторов. Охранник берет в руки паспорт Михаила Шатрова и читает в нем фамилию: «Маршак». Фамилия не совпадает с указанной в списке гостей. Только после длительной проверки Шатров проходит.

Дальше солдат берет паспорт Володина и читает: «Лившиц». Снова проверка. В некотором недоумении охранник пропускает Володина.

Следом идет Михаил Рощин. Уже совсем удивленный солдат читает в его паспорте: «Гибельман».

За Рощиным проходит Свободин. В его паспорте указана фамилия Либерте.

И когда, наконец, подходит Олег Николаевич Ефремов, солдатик дрожащей рукой берет его паспорт и, глядя не в документ, а в глаза Ефремову, говорит: «Олег Николаевич, ну, Ефремов – это хотя бы не пиздоним?»

Я за собой странностей не замечал. Да и кто признается, что он «с приветом»? Дураков нет. Ну, бывает, заиграешься (я не о сцене) и уже не думаешь, что из этого получится: ведь в розыгрышах сценария нет, это экспромт, куда кривая выведет. А кривая она и есть кривая в отличие от прямой.

Короче, во всем был виноват костюм.

В то время, когда я работал в Центральном детском театре, в магазинах появились черные двубортные костюмы из крепа. Польские. И половина мужского населения Москвы ходила вот в таких костюмах. Я тоже, посоветовавшись с женой, решил, что и мне нужно приобрести такой же костюм. К тому же они почему-то стоили не очень дорого. Купил. И вот я в этом новом костюме решил прийти в театр – надо же похвастаться обновкой!

И тут я встретил нашу замечательную актрису, которая, увы, уже ушла из жизни и с которой я проработал много-много лет. И она, посмотрев на меня, спросила:

– Лева, ты чего такой торжественный? Как-то странно тебя видеть в костюме.

Дело в том, что я вообще не люблю ни костюмы, ни галстуки. И тут у меня как-то само собой родилась какая-то еще до конца не продуманная мысль, и я сказал:

– Тоня, давай отойдем в сторону… Дело в том, что… Только, я тебя умоляю, никому ни слова. Тоня, я же знаю, вы, женщины, так любите тут же разнести всякую новость по всему белу свету.

– Что ты, Лева! Никому ни слова, – заверила она.

– Тоня, – сказал тогда я, – Тоня, оказалось, что я – племянник Ворошилова, Климента Ефремовича…

– Как это случилось?

– Сам не знаю… Ко мне приехали люди и сказали, что у меня обнаружились какие-то родственные связи с семьей Ворошиловых. Я оказался самый молодой из Ворошиловых – я его племянник. И вот меня вызывают в Кремль. Сегодня после репетиции я должен поехать в Кремль, чтобы познакомиться со своим дядей Климентом Ефремовичем. Меня будут ему представлять.

– Как же это прекрасно! – воскликнула Тоня. – Ты представляешь, какой у тебя дядя! Теперь у тебя будут такие возможности…

– Нет-нет, Тонь, подожди, подожди, – перебил я ее. – Надо ведь еще познакомиться. Может, этот луганский слесарь такой строгий, что… Не дай Бог… Еще ничего неизвестно… Только, я умоляю тебя, никому, никому!

– Конечно, конечно, Лева! Я ведь понимаю…

И на этом мы расстались. Но буквально минут через пятнадцать все в театре почему-то стали со мной очень вежливо здороваться и даже называть по имени-отчеству вместо обычных «Левка, здорово!», «Лева, привет!» А я в ответ: «Здравствуй… Здравствуй… Здравствуй…» И тут я понял, что всё – началось!

После репетиции я выглянул в окно и… У меня часто так случается, что сами обстоятельства играют на мои розыгрыши. Почему так – сам не знаю… И я увидел, что перед входом в театр стоит огромный черный правительственный «ЗИЛ». А рядом с Детским театром находятся кассы Большого театра, и туда часто приезжали за билетами для гостей и делегаций на правительственных, мидовских и прочих министерских машинах.