Феликс Кривин - Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола

Умиление — это внутренняя форма слова умилительно, а содержание его — возмущение. И представитель цивилизации представляет цивилизацию лишь по форме, а по содержанию представляет самое темное, самое дикое и необузданное невежество, по сравнению с которым невежество избиваемых мужиков (которые ссылаются на законы гражданские и общечеловеческие) — вершина воспитанности и культуры.

Продолжение этого эпизода: Потебня берет под защиту ямщиков, а кондуктор объясняет остальным пассажирам, что, поскольку он, кондуктор, действовал исключительно в их интересах, вступившийся за ямщиков пассажир — человек вредный (вредный по характеру — это только внутренняя форма данного слова, а содержание его — вредный для общества, для государства). И пассажиры (то есть общество) немедленно берут кондуктора под защиту и выражают готовность свидетельствовать, что он не бил ямщиков.

Что тут остается сказать?

Потебня говорит:

«Ой нема, нема правди нi в кому,

Тiльки в єдиному бозi

да еще, может быть, немного в мерзавцах мужиках… пока еще их бьют, а не они бьют».

Содержание слова мерзавцы выражает отношение к мужикам не Потебни, а просвещенного общества, у которого просвещение — тоже всего лишь форма.

Несоответствие формы и содержания в словах создает иронию — оружие беззащитного ума перед вооруженным до зубов невежеством. «Государь император соизволил всемилостивейше благодарить Георгиевских кавалеров за молодецкую службу. — Министр юстиции изволил благодарить чинов судебного ведомства за ухарскую службу. — Министр народного просвещения изволил благодарить профессоров университета за лихое чтение лекций и студентов за залихватское их посещение…»

Такова ирония Потебни, прекрасно знающего разницу не только между формой и содержанием, но также между формой внешней и внутренней формой.

Слабый синоним прекрасному лишь тогда, когда речь идет о прекрасном слабом поле. Но в большинстве случаев слабый и прекрасный — враги. Или, как их принято называть, антонимы (прекрасные стихи — слабые стихи).

Но жизнь слов сложнее, чем кажется на первый взгляд, и синоним может обернуться антонимом. Допустим, синоним слова профессия — ремесло. А профессионал и ремесленник? Нетрудно ответить на этот вопрос.

Антонимы многому учат нас. Антонимы предупреждают:

— Не заводите дорогой обстановки, чтоб на ее фоне не выглядеть слишком дешево!

— Не употребляйте дешевых фраз, это вам обойдется слишком дорого!

Но иногда противоположность чисто внешняя и антонимы не такие уж антонимы, как может показаться на первый взгляд.

К примеру, пол и потолок. В любом многоэтажном доме верхние соседи ходят, в сущности, по потолку нижних. И в жизни так бывает: какого б ты ни достиг потолка, всегда твой потолок может оказаться чьим-нибудь полом.

Так обычно бывает в жизни. Так бывает в многоэтажных домах. И так же бывает в прекрасной (но не слабой!) науке этимологии.

Потому что потолок, как утверждает этимология, буквально означает: равный полу. Равный — какого бы он ни достиг потолка!

Для потолка это не беда. Та же этимология утверждает, что без беды не бывает победы. Потому что слово победа происходит от слова беда. Сначала беда, а потом, после нее, по беде, как результат ее преодоления — победа.

Различие бывает таким же внешним, как и сходство. Знакомство с голландским сыром еще не дает права судить о голландской живописи. И даже — как ни странно — о голландской породе коров.

Грустно сознавать, что дважда два всегда будет четыре и действие всегда будет равно противодействию, а наречие «по-прежнему» сегодня может писаться через черточку, а завтра слитно, как писалось уже не раз. Есть в этом какая-то непрочность, зыблемость нашей науки.

И разве можно иметь твердую уверенность, что нужно писать не иначе, а именно так? Мы требуем писать так, мы снижаем отметки за малейшее отклонение, но уверенности, твердого убеждения у нас нет. Можно ли посвятить свою жизнь тому, что не является твоим убеждением?

Не случайно к грамматике в школе относятся не так, как к физике и математике, а как к бессмысленному и необязательному ярму. Точнее, обязательному, но только для аттестата.

В эти минуты неуверенности в любимом предмете обращаешься памятью к великим именам. Например, вспоминаешь, как в течение многих лет шла борьба за реформу русской орфографии, как понадобилась революция для проведения в жизнь этой реформы, и, конечно, новая орфография — ценой таких усилий! — была не для того принята, чтобы какой-то лодырь ее нарушал.