Иван Попов - Наши марковские процессы

- А возьмите страховую компанию «Ллойд». Согласно документам, ее основала через подставных лиц группа видных английских пиратов. Одним словом, не только на ограбленных кораблях решили заработать, но и на неограбленных… Но проблема в другом. Как вообще иудейские разбойники с большой дороги смогли так прочно замаскироваться под церковь, что основанная ими группировка непоколебимо стоит уже целых два тысячелетия? Как так: одна ничем-ничто гангстерская банда превратилась в основу всей нашей цивилизации?.. Тут мы можем пойти и дальше. Ведь в чисто физическом плане роль сегодняшнего государства практически неотличима от роли - назовем его так - авторизованного рэкетира. То есть, страхователя. Что говорит государство шантажируемому им налогоплательщику? «Отстегни-ка мне столько-то налогов, а не то худо будет!» Совсем как наши спонсоры из «Ятагана», - но почему тогда государство считают чем-то по идее хорошим, а «страхователей», по крайней мере, до недавнего времени - обобщенным образом зла? Различие лишь в том, что одни размахивают битами, а другие - налоговыми законами, но столь ли это важно? Где проходит тонкое различие между рэкетиром и хранителем порядка? Скажите?

Лесидренский сделал паузу, словно ожидая от Фомы ответа, но поскольку тот не знал, что сказать, профессор продолжал:

- В словах. Да, именно так, только в словах! Одни их называют так, а другие иначе, и ничего более. Весь вопрос - в легитимации, в ценностях, в психической установке… Идея проста: «Я, - говорит авторизованный рэкетир, - не просто беру у вас деньги, а делаю это во имя справедливости». Видите, как мала разница, но в то же время - как решающа и труднопреодолима: за два тысячелетия разбоя ни одной другой банде не удалось заставить полмира читать молитвы у себя в офисах! Были успехи и помельче в том же направлении, - например, у рыцарского ордена госпитальеров-иоаннитов. Карьеру они начинали охранниками дорог к Святым землям, но постепенно увлеклись и стали рэкетировать все, что рэкетировалось, и делали это целых два века; лишь когда они затребовали страховку с самого папы римского, то их взяли на мушку и отлучили от церкви… А теперь возникает вопрос: как может, например, одна группировка, вводя в обращение необходимые для ее целей слова, сменить идеи и установки людей так, чтобы из простого вымогателя превратиться в столп общества? Создавая новый комплекс ценностей и ожиданий, то есть, новый язык, может ли она легитимироваться, превращаясь из ситуации в культуру?..

В этот момент откуда-то из дебрей пиджака Лесидренского раздалось мелодичное попискивание, слегка приглушаемое шерстяной тканью; он сунул руку в карман и достал радиотелефон неизвестной Фоме системы, явно сберегаемой только для служебного пользования в рамках страховой индустрии.

- Алло! - крикнул в микрофон Лесидренский; в ответ долетела длинная тирада, искаженная до неузнаваемости помехами и плохой связью, так что Фома вообще не смог различить с треском вылетающие из трубки слова и улавливал только ответы Лесидренского. - По идее объект должен был быть на объекте… нет, нет… да, я был на объекте, но видел там все, кроме объекта… да… да, сейчас же отправляюсь… разумеется… перед самой спевкой!

Как только разговор завершился, Лесидренский убрал радиотелефон и обернулся к Фоме:

- Коллега, мне нужно явиться в институт, так что… Вам туда же?

Фома пожал плечами в знак согласия и последовал за Лесидренским, направившимся к тропинке, шедшей с краю луга.

- Вы же на машине были? - вспомнил он вдруг.

- Пусть стоит тут, на стоянке «Первой частной». Она хорошо охраняется - под «Божьей защитой» да тому подобное, - а то угонят еще. - И Лесидренский повел Фому по тропинке мимо мирно пасущегося стада овец.

- Итак, на чем я остановился?.. - попытался он восстановить свою прерванную телефонным разговором мысль. - Ага! И вот, значит, два тысячелетия назад иудейские соратники наших спонсоров сделали решающий шаг: взяли и написали евангелия. То есть, не сами, конечно, написали: страхователи-то, как правило, не бог весть какие грамотеи, - наняли, скорей всего, двух-трех бедных студентов по еврейской филологии из Иерусалимского свободного университета и те им свершили всю работу. Между прочим, «евангелие» означает благую весть. «Радуйся, дочь, ты родишь сына божьего», - сказал ангел и стал расстегивать штаны… А теперь серьезно. «Вначале было слово» - так начинается одно из евангелий, - от Фомы, если не ошибаюсь… Да-да, вы правы, от Луки. 69 69 В действительности так начинается евангелие от Иоанна, а не от Луки. (прим.авт.) Как это растолковать? Большинство людей склонны видеть здесь связь с кабалистикой, оккультизмом и вообще магическими практиками, где используются так называемые волшебные словечки, - скажем, пресловутый тетраграмматон, представляющий собой имя Божье, но записанное определенным образом. Видите, как устойчива вера в то, что слова сами по себе могут изменить реальный мир. Но как обстоят дела в действительности? Один из пионеров языковой инженерии Виктор Пелевин говорит: «Мы живем среди слов и того, что можно ими выразить. Словарь любого языка одновременно является полным каталогом доступных восприятию этой культуры феноменов; когда изменяется лексика, изменяется и наш мир, и наоборот.» 70 70 Цитата из очерка В. Пелевина «Зомбификация» (прим.авт.) Заметьте - И НАОБОРОТ! В этом идея языковой и ценностной инженерии: целенаправленно манипулируя языком, достичь перемены всего общественного сознания, а значит - и жизни. В сущности, языковая инженерия очень похожа на генную, ведь язык, кроме всего прочего, - это своеобразная генетическая память общества - наследственный материал, которым манипулирует языковой, или социальный, инженер. Например, десятого ноября… Стоп! Что, по-вашему, тогда произошло?