Андрей Яхонтов - Учебник жизни для дураков

Надо скрываться в чаще притворства, а не резвиться на открытой поляне, где каждое ваше движение на виду!

Щенок помочился на медвежью шкуру и мирно спал. Маркофьев откупорил шампанское, приготовленное для торжественной церемонии, и потягивал шипучий напиток прямо из горлышка.

— Дурак ты дурак, я добра тебе желаю, говорил он. — Ты, наверно, очень собой доволен? Ах, какой честный и благородный, не хочешь жениться по расчету! Сам собой восхищаешься и думаешь: другие тоже будут восхищаться. Да всем плевать на твою честность и благородство. Никого они не интересуют. А вот на дочку начальника никому не плевать. И она, поверь, интересует очень многих. Ты даже не представляешь, какую ошибку совершаешь! Ну же, решайся! Едем к Людмиле!

Я пошел в соседнюю комнату и встал перед Маргаритой на колени. И когда мы вместе, я и она — вся в белом — торжественно прошествовали мимо Маркофьева, он аж онемел от моего непокорства. И пробурчал:

— Ладно, ЖЕНИТЬБА — ДЕЛО ИСПРАВИМОЕ.

Почему у женихов всегда такой глупый вид? А у невест — всегда деловой?

Тут есть о чем задуматься.

На свадьбе я не мог не обратить внимания: приглашенные поднимались из-за стола, отъединялись в сторонку, о чем-то переговаривались, незнакомые — знакомились, обменивались телефонами, визитными карточками — и опять возвращались на свои места. Вид у них при этом был озабоченный, строгий, серьезный. Какие-такие вопросы они утрясали? Какие проблемы их связывали? Тут, на свадьбе, где, казалось, все должны были веселиться и ни о чем, кроме выпивки и закуски, не думать? Но текла какая-то вторая, параллельная, непонятная и неизвестная мне жизнь. Не вставали из-за стола и не вели никаких переговоров только я и мои родители.

Именно на моей свадьбе все впервые услышали из уст ректора о той интереснейшей научной работе, которую подготовил к защите Маркофьев. Речь шла об удивительном порошке. Он был безвреден для человека и стимулировал рост злаков и пасленовых. И мне бы надо было прислушаться к словам ректора. Но я был так опьянен улыбкой Маргариты и близостью наступающего счастья, что вообще ничего не понимал.

Маркофьевская работа наделала много шуму, новаторская ее ценность была неоспорима. И ректор, отец Лауры, не уставал повторять, что, мол, про некоторых его учеников ходят разные слухи: они де легкомысленны, много гуляют, срывают знамена и разбазаривают институтское мыло, а они, эти скромные солдаты науки, как выясняется, не теряют головы и совершают прорывы не только в штрафную площадку.

Вскоре в печати появилась статья о замечательном открытии молодого ученого — и портрет Маркофьева. Автором статьи был начинающий журналист Иван Грозный.

Собственно, ни для кого триумф Маркофьева не явился сюрпризом. Удивлен и озадачен оказался один только я. «Удивлен» — не то слово. Я был потрясен. Ошарашен. Дело в том, что после поездки на практику, обещая мне помочь, Маркофьев взял у меня тетрадочки с результатами моих опытов. Эти-то результаты он и представил теперь на суд общественности под своим, разумеется, именем.

Ночью я ворочался с боку на бок, переворачивал подушку. Маялся. Не мог поверить. «Ну разве он мог украсть! Ладно, в детстве, по глупости, по незнанию, что воровать нельзя. Нехорошо. Недопустимо. Но ведь столько лет прошло! Он наверняка усвоил нормы человеческого общежития».

Усвоил! Еще как!

Я ворочался и не спал — из-за того, что он крал. А его сон, видимо, был спокоен и глубок. Я изводил себя — от того, что не мог поверить и допустить столь чудовищного поведения, а он ощущал себя королем и победителем.

С черновиками записей я отправился к ректору. Он не стал меня слушать.

— Вы опоздали, — сказал он. — Разработкой проблемы уже занят Маркофьев.

— Но это мой труд! — стал доказывать я. Ректор сделал серьезное лицо.

— Во всем мире ученые бьются над решением одних и тех же вопросов. Зачастую их мысли движутся параллельными курсами. Ничего страшного. Продолжайте изыскания. Возьмите другую тему.

И Маркофьев тоже мне посочувствовал:

— Чуть не силой я пытался женить тебя на Людмиле. Ты сам уперся. Уж давно внедрили бы твой порошок.

Видя мое состояние, он ласково похлопал меня по плечу:

— Что для тебя важнее? Чтобы твое открытие шагнуло в жизнь или то, под чьим именем оно придет к людям?