Полковник вообще обожал рассказывать о них, и при всяком удобном случае оживлял устные рассказы фотографиями. Он считал, совершенно справедливо, что лучше увидеть все самому. Только тогда слушатель поймет, что это за дерево — баньян, а анекдот о старине Понсфорд-Смите очень проигрывает, если не проиллюстрировать его снимками. То же самое, безусловно, приложимо и к рассказу о бравом Баффи Боуксе. С мыслью, что все эти снимки будут любопытны княгине, которой он повествовал о приключениях за обедом, полковник отправился после десерта к себе, за альбомами.
Первый, на кого он наткнулся, едва открыв дверь шкафа, был Адриан Пик. Этого достаточно, чтобы офицер Индийской армии бил в десяток гонгов.
Тот факт, что Адриан, начавший вечер в одном шкафу, перекочевал в другой, легко объяснить. Не то чтобы он так уж обожал шкафы и решил исследовать все до единого, но, оказавшись в спальне Тэннера и заслышав за дверью шаги, вынужден был туда нырнуть, другого потайного местечка он не нашел.
Предполагая, что вахта в кабинете сэра Бакстона протекает нормально, Табби промахнулся. Томился Адриан там не так уж и долго, но ему стало казаться, будто на подшивке «Иллюстрированной Газеты Деревенского Джентльмена» он сидит с детства. Несчастный пал жертвой того, что Булпит назвал бы хандрою. У него усиливалось впечатление, что надеяться на Табби незачем, а значит — надо предпринимать что-то самому.
Он вылез и направился к лестнице. С топографией Уолсингфорд Холла он был незнаком, но помнил, что во всех деревенских усадьбах спальни на верхнем этаже, а потому торопливо поднялся наверх. Там он наугад толкнулся в первую же дверь, надеясь, что за ней — брюки, а не юбки.
В спальне нашлись не просто брюки, а брюки его размера, и скорость, с какой Адриан облачился в один из костюмов, вызвала бы похвалу циркача-трансформатора. Впервые с тех пор, как он наткнулся на Табби, у него случился, скажем так, подъем духа. Назвать это радостью — много, будущее было темно и туманно; но легче ему стало. Возможно, на горизонте маячили и скорби, но наготу он прикрыл.
В эту минуту он услышал шаги.
Адриан был не из тех, кто остается хладнокровным под ударами судьбы. Там, где другой, возможно, застыл бы от ужаса, он действовал. Секунда — и он очутился в темных глубинах, стараясь притаить дыхание. Он стоял среди летних костюмов, когда дверь отворилась и возникла рука. Очевидно, она тянулась к полке над его головой, но на полпути треснула его по щеке. Раздался горловой звук, словно бы лопнул бумажный пакетах рука отдернулась, будто коснувшись раскаленного утюга. У Адриана сложилось впечатление, что посетитель перепугался.
Так оно и было. За годы службы под английским владычеством полковник Тэннер привык натыкаться на посторонние предметы у себя в спальне, принимая склонность индийского животного мира — змей, скорпионов, даже тигров — забредать в его палатку словно в деревенский клуб. «А, кобра?» или «Вот как, тигр?» — говорил он и расправлялся с каждым по заслугам.
Но после отставки беспечность эта исчезла. Проведя несколько мирных лет на старой родине, он отвык от таких происшествий, а потому, перепугавшись, отпрыгнул футов на шесть, споткнулся о скамеечку и свалился в камин.
Грохот упавшего на решетку тела под аккомпанемент железных щипцов и совков подсказал Адриану, что, действуя быстро, можно избежать неловкой встречи. У того, кто дотронулся до его лица, и так хлопот немало — он разгребается, а значит, вряд ли станет бросаться наперехват беглецу. Адриан пулей вылетел из шкафа и был в коридоре, не успел еще полковник стряхнуть уголь с волос. Повернув направо, Адриан наткнулся на дверь; толкнув ее, он очутился на лестнице, явно на черной, что ему и требовалось. Выскочив, он быстро прикрыл за собой дверь.
Полковник же, выкарабкавшись из камина, стряхнул угольную пыль и, спустившись в зал, принялся бабахать в гонг. Его прямому солдатскому уму показалось, что это простейший и эффективный способ взбудоражить обитателей, сообщая им, что в доме взломщик.
Гонг в деревенском поместье — прерогатива дворецкого, и удары в него ограничены строгими временными рамками: за полчаса до обеда и в ту минуту, когда обед подают на стол. Если звон раздался сразу после обеда, естественно предположить, что дворецкий рехнулся. А так как рехнувшийся дворецкий — интереснейшее зрелище, немудрено, что через минуту-другую холл был битком набит заинтригованными зрителями.
Читать дальше