Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

Было очень неприятно, что Стиффи напутствует меня, издавая воинственные кличи. В сложившихся обстоятельствах это было гривуазно и свидетельствовало о сомнительном вкусе.

Те, кто хорошо знает Бертрама Вустера, говорят, имея на то все основания, что моя душа наделена большим запасом жизненных сил, и потому даже в самых неблагоприятных обстоятельствах я обычно поднимаюсь над собой, как бы ни были тяжелы удары судьбы. Меня не упрекнешь, что я склоняю голову и предаюсь унынию. Однако, когда я двигался к библиотеке, где должен был выполнить навязанную мне отвратительную миссию, по моему виду можно было догадаться, что жизнь обошлась со мной довольно круто, у меня нет ни малейшего желания это скрывать. Я еле передвигал ноги, казалось, они налиты свинцом, — так вроде бы принято говорить.

Стиффи сравнила предстоящую мне операцию с визитом к дантисту, но, приближаясь к упомянутой двери, я чувствовал себя как в школьные времена, когда шел к директору получать взбучку. Вы, конечно, помните, как я однажды вечером спустился тайком в кабинет преподобного Обри Апджона за печеньем и вдруг оказался нос к носу со старым чертом, на мне немнущаяся полосатая пижама, он в костюме и смотрит на меня, точно удав на кролика. В тот вечер, прежде чем отпустить меня, он назначил мне свидание на завтра, в половине пятого, на том же месте, и сейчас я почти так же холодел от страха, как в тот далекий день моего детства. Вот я постучал в дверь, и голос, который трудно было принять за голос человека, пригласил меня войти.

Единственная разница заключалась в том, что преподобный Обри сидел в кабинете один, а сэр Уоткин Бассет был окружен компанией друзей. Когда я поднес руку к дверной панели, мне послышался гул голосов, а войдя, я убедился, что слух меня не обманул. За столом сидел папаша Бассет, рядом стоял полицейский Юстас Оутс.

Если раньше сердце у меня замирало, то при виде этой парочки заколотилось как сумасшедшее. Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь представать перед мировым судьей, но если доводилось, вы подтвердите, что это не забывается, и если спустя какое-то время вы вдруг видите сидящего за столом мирового судью, а рядом с ним стоит полицейский, вы вследствие ассоциации идей испытываете легкий шок и теряете присутствие духа.

Старикашка Бассет бросил на меня острый взгляд, от которого сердце совсем зашлось.

— Да, мистер Вустер?

— Э…а… могу я поговорить с вами?

— Поговорить со мной? — Я видел, что в душе сэра Уоткина Бассета борются непреодолимая неприязнь к Вустерам, которые грозят заполонить его святая святых, и чувство долга по отношению к гостю. Наконец последнее взяло верх. — Ну что же… То есть… Если вы действительно… Да, конечно… Садитесь, пожалуйста.

Я сел и почувствовал себя гораздо увереннее. В суде вы обязаны стоять. Старый хрыч метнул в мою сторону взгляд — не краду ли я ковер? — и снова обратился к полицейскому.

— Ну что же, Оутс, думаю, мы все обговорили.

— Очень хорошо, сэр Уоткин.

— Вы уяснили, что я прошу вас сделать?

— Да, сэр.

— Что касается другого дела, я вникну в него со всем вниманием, помня о высказанных вами подозрениях. Будет проведено самое тщательное расследование.

Ревностный служака удалился, громко топая. Старикашка Бассет принялся перекладывать бумаги на столе. Потом скосил на меня глаз.

— Мистер Вустер, это был полицейский Оутс.

— Да.

— Вы его знаете?

— Я его видел.

— Когда?

— Сегодня днем.

— А позже?

— Нет.

— Вы совершенно уверены?

— Да, совершенно.

— Хм.

И снова взялся за бумаги, потом завел другую пластинку:

— Мы были очень огорчены, мистер Вустер, что вы не остались с нами в гостиной после ужина.

Конечно, такое признание слегка обескуражило. Не может же человек, хоть сколько-нибудь деликатный, признаться хозяину дома, что бегает от него, как от прокаженного.

— Вас очень не хватало.

— В самом деле? Я очень огорчен. У меня немного разболелась голова, и я пошел к себе отдохнуть.

— Понятно. И все время оставались у себя?

— Да.

— Вы случайно не вышли прогуляться и подышать свежим воздухом? Очень помогает при головной боли.

— Нет, я все время лежал.

— Понимаю. Однако странно: моя дочь Мадлен говорит, что дважды заходила к вам после ужина, но комната была пуста.

— В самом деле? Она не застала меня?

— Нет.

— Наверное, я был в другом месте.

— Та же самая мысль пришла в голову и мне.