Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

– Красная юрта престижней, чем Белый дом Сбуша? – напряженно спросил Бастурхан и обратил загоревшийся взор к открывшим рты друзьям. Все находящиеся в полководческой юрте люди замерли и притихли, ловя каждое движение и слово расцветающего на глазах визиря. Даже моторы на улице как будто стали звучать более приглушенно, словно воины, готовившиеся к четвертованию провинившегося перед Повелителем, каким-то образом могли знать о происходящем за позолоченной юртовой тканью.

– Бастурхан Бастурханович, о чем вы говорите! – с укоризной посмотрел на него визирь и, почувствовав, что угроза его жизни миновала окончательно, расправил плечи. Посмотрел на рукав пиджака, треснувший по шву, зло посмотрел на порвавшего ткань монгола и не отказал себе в удовольствии бросить: – Извините великодушно, Бастурхан Бастурханович, но вы меня разочаровываете. Просто не знаю, чему вас учили в школе... Тут и сравнивать нечего. Американская Белая юрта – просто тьфу по сравнению с Красной российской. У американцев – штамповка, массовое производство, а у русских – ручная работа, штучный товар. Она высокая, на ее крыше сияют пять пятиконечных звезд, внутри роскошь, которая простому смертному и не снилась, а живет в ней российский хан по фамилии Подпутин. Он занимает эту юрту незаконно! В ней по праву может находиться только один человек, и человек этот – Повелитель вселенной, то есть, Бастурхан Бастурханович, вы! Исключительно, и еще раз – вы!

– Ты говоришь о Кремле, – запоздало догадался Бастурхан. – Мы про него в школе проходили. Просто я забыл. К тому же, – он посмотрел на друзей, – в тот день мы, кажется, прогуляли урок. – Богурджи и Таджибек синхронно кивнули.

– Мы бегали на ферму, смотреть на родившегося жеребенка, – припомнил последний.

– А этот Подпутин – он... – задумчиво проговорил Бастурхан.

– Он будет крутить динамо вместо немецкого канцлера! – выкрикнул, перебивая, вдохновленный Подберезовский. – Он очень спортивный, занимается дзюдо и горными лыжами, у него очень хорошо получится крутить динамо, обеспечивая не принадлежащую ему по праву юрту электричеством! В самую темную ночь в Кремле будет светлее, чем самым светлым днем на самом ярком солнце, вот увидите!

– Хм... – Бастурхан посмотрел на соратников, те посмотрели на него, Подберезовский посмотрел на них троих, охранники цепкими взорами – на всех сразу. Лица присутствующих в юрте излучали восторг.

– А еще… – У Подберезовского было ощущение, что чего-то не хватает, какой-то самой малости, некоего циммеса, наподобие лаврового листа, который придаст почти законченному блюду недостающие вкус и остроту. Его лоб покрылся традиционными при тяжких раздумьях мелкими морщинками, мозг, при полнейшем, согласно физиологии человека, отсутствии мышечной массы, тем не менее каким-то образом напрягся… – Еще в этой юрте стоит золотой унитаз! – внезапно выкрикнул он так громко, что замечтавшиеся военачальники вздрогнули, а охранники инстинктивно сделали движение к нему. Лоб мыслителя разгладился. – Представляете! Золотой!

– Золотой унитаз? – недоверчиво переспросил Повелитель, которому и на обыкновенном-то довелось посидеть меньше какого-то десятка раз за всю его насыщенную жизнь.

– Мне как-то раз, в гостинице Улан-Батора, посчастливилось переночевать в комнате для почетных иностранных гостей – меня случайно перепутали с кем-то, – так там, представляешь… – начал было шептать Таджибек на ухо Богурджи, но тот убрал со своего плеча руку товарища и приложил палец к губам:

– Тише.

– Золотой? – повторил вопрос Повелитель.

– Вот вам, Бастурхан Бастурханович, крест! – Подберезовский с ловкостью фокусника проделал какие-то быстрые манипуляции рукой, что при некоторой подслеповатости зрителей могло сойти за движения крестящегося человека, и совсем уже торжественно закончил: – Девятьсот девяносто девятой пробы. Гадом буду. Век оффшорок не видать.

– Золотой… – как завороженный повторил Бастурхан. Он недоверчиво посмотрел на своих друзей, те почти синхронно пожали плечами. – И Подпутин на нем…

– Каждый день! – радостно заверил его Подберезовский. – Как только возникает потребность. А то и просто так сидит. Ну, перед принятием какого-нибудь судьбоносного решения. Унитаз – он, знаете ли, вдохновляет. Очень, знаете ли, способствует. Мыслительному процессу и вообще.

– А откуда ты…

– Да я ж в Кремле как у себя дома всегда был. Любую дверь ногой открывал, у любого спросите.