Алексей Оутерицкий - Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке нет!)

– А вот послушай, Кузьминична, что умные-то люди пишут, – подпустив в голос таинственных ноток, перед этим произнесла она. – Ученые, они врать не будут. Вот, тут так прямо и сказано: Натан Натанович Шрайбер, действительный член АН России, профессор, международный эксперт по вопросам...

– Подожди, Петровна, я сейчас, только петли досчитаю, – остановила ее старушка в платке. – Собьешь, не ровен час, тогда все мои труды насмарку. А мне Машеньке к завтрему шарфик нужно довязать. Непременно к завтрему – просто кровь из носу.

– Так ведь лето, теплынь? – подивилась Петровна.

– Это ей для самодеятельности. Праздник у них в детском садике состоится. Юбилей какой-то, что ли.

– А-а-а, ну считай, считай, – согласилась всегда покладистая подруга и какое-то время терпеливо ждала, ерзая по давно не крашеной скамейке. Периодически она бросала на беззвучно шевелящую губами подругу проверочные взгляды.

– Ну давай, давай, чего у тебя там, – наконец прекратив считать петли, разрешила Кузьминична. – Ишь, извертелась вся, словно молодуха. Только предупреждаю, если опять какую жуть мне зачитаешь, наподобие той, что в прошлый раз была, то впредь со своей газетой лучше ко мне не подходи. Мне после того всю ночь кошмары снились.

– Да нет, это статья хорошая, мирная, – возразила Петровна. – И умная, потому что умным человеком писана, профессором. Такой в заблуждение вводить не станет.

– Ну хорошо, хорошо, давай свою умную статью. – Кузьминична принялась сноровисто работать острыми спицами...

– Вот такие дела, – закончила Петровна. – Поняла, что на свете творится? Сплошные напасти.

– А что такое творится? – спросила Кузьминична.

– Да ты меня не слушала, что ли! – обиделась Петровна. – А я, дура, читала, старалась...

– Ну увлеклась я, извини. А ты давай лучше своими словами перескажи.

– Ладно. Слушай своими. В общем, этот ученый профессор Шрайбер, ссылаясь на другого ученого профессора из какого-то засекреченного американского университета, утверждает, что, несмотря на несомненные и, даже, можно сказать, убедительнейшие доказательства научной теории, которая, в свою очередь, подтверждает другие, не менее научные теории, которые ранее считались либо ошибочными, либо не совсем соответствующими теориям, которые, в свою очередь...

– Обещала же своими словами! – возмутилась Кузьминична. – А сама словно опять газету зачитываешь. Давай попроще. И покороче.

– Ну, если покороче... – Петровна на миг задумалась. – В общем, появилась подозрительная плесень.

– Где появилась?

– А везде. В мире появилась.

– Эка невидаль! Словно раньше плесени не было.

– Э, нет, не скажи! То плесень особенная.

– Да чем же она такая особенная? – Услышав, что подруга опять зашелестела газетой в стремлении найти нужное место, Кузьминична оторвалась от вязания и протестующе покачала головой: – Нет уж. Так своими словами и продолжай. И чтоб коротко. Не желаю я слушать мудрствования тех ученых профессоров. Что своих, что американских.

– Ну, если коротко... В общем, появилась такая особенная плесень. Откуда появилась, никто не знает. Только было про ту плесень предупреждение. На гробнице одного древнего фараона написано то предупреждение было. Что если ту плесень в мир выпустить, то миру конец. Свихнутся все окончательно. И вот она появилась. Видно выпустил ее кто-то. Может, человечеству насолить захотел, а может, по случайности роковой... Все. Рассказала. Короче уж некуда.

– А что та плесень вредного вытворяет? – заинтересовалась Кузьминична.

– Изменяет сознание, – солидно пояснила Петровна.

– Как это?

– А так. Как ЛСД примерно. А может и того похлеще.

Кузьминична пораженно ахнула и на какое-то время даже прекратила размахивать спицами.

– Неужто как ЛСД? – недоверчиво переспросила она.

– Точно. Так сразу два профессора в один голос говорят. Прям криком кричат. Наш, русский, который Шрайбер, и ихний, американский, который засекреченный. Не могут они оба врать. Чтоб одновременно. Они по разным сторонам океана, им сговориться трудно.

– Ска-а-ажите пожалуйста... – Кузьминична опять принялась шевелить спицами, но теперь делала это словно в замедленных кинокадрах, хотя минутой назад те кадры были ускоренными. – Глупости это, – после непродолжительного раздумья выдала она и, расслабившись, заработала спицами быстрее.

– Насчет чего?

– А насчет ЛСД.

– Почему? – вскинулась Петровна.

– А потому. ЛСД – это такие марки красивые, а плесень – она плесень и есть. Вот почему.