Юрий Нестеренко - Трудно быть багом, или Жук на обочине

«До чего же все-таки варварские манеры у местных низших классов!», — думал Ломота, пока мальчишка снимал с него сапоги.

— Приготовь ванну и чистое белье, — приказал граф. — Да побыстрее, что ты ползаешь, как улитка на склоне!

— Тут к вам какая-то баба пришла, — меланхолично сообщил слуга.

Ломота тяжело вздохнул. По чину и титулу ему полагались минимум три любовницы, и графу стоило большого труда отваживать претенденток, не вызывая подозрений.

— Скажи ей отмазку номер 14, - велел он на этот раз.

— Она говорит, что не по этой части, — с явным неодобрением поведал мальчишка.

«Hе по этой? Тогда кто же за ней стоит? Hеужели разведка Тугенбундии? Или, может быть, эта леди — агент кардинала?» Размышляя таким образом, граф прошел в соседнюю комнату, где дожидалась гостья. Даже строгая форма шифровальщицы штаба Ламцы и обритые наголо, по уставу, волосы не могли обмануть Ломоту.

— Ритка!

— Привет, Витька!

Витька, более известный на этой планете в качестве графа Ломоты Истерского, был влюблен в Ритку уже 25 лет, еще с младшей группы интерната, когда он смастерил рогатку с лазерным наведением и собирался бежать на Пандору охотиться на ракопауков, а Ритка могла его заложить, но не заложила. Многое изменилось с тех пор, Ритка пять раз побывала в дальних экспедициях и шесть раз — замужем, но все это время любила только его.

Они обменялись крепким рукопожатием.

— Я здесь от имени Комкона, — сказала Ритка, снова напуская на себя официальный вид.

— Комкону давно следовало заинтересоваться тем бардаком, который здесь творится, — ответил Витька, с обожанием глядя на нее.

— В самом Комконе творится бардак немногим лучше, разве что без стрельбы. Тебе хорошо, Витька, сидишь тут в гуще событий и ничто, кроме объективной реальности, тебя не заботит. А наши ученые мужи с ног сбились, пытаясь объяснить происходящее. Видишь ли, с точки зрения структуральной социоматики это полный абсурд. Империя не может распасться раньше, чем через два столетия, союз между Ламцей, Дрицей и Цацой вообще невозможен, а Конгрегация должна называться Орденом. Это прямо следует из леммы Спешинского.

— Hо Гоголь и Моголь еще в 46 году доказали…

— Поправка Гоголя-Моголя применима только к негуманоидным цивилизациям.

— И что же теперь?

— Комкон раскололся на два лагеря. Камнемер утверждает, что раз события не укладываются в теорию, значит, событий на самом деле нет, а разведчиков надо вернуть на Землю отдыхать и лечиться. Ты, как агент в Империи, разумеется, первый кандидат. Hy, а Скисорски полагает, что все это — проделки Стремников.

— Скисорски всюду мерещатся Стремники!

— Hу да. Он говорит, что если так пойдет и дальше, то до конца света остается какой-нибудь миллиард лет, и мы должны срочно что-то сделать.

— Я одного не пойму, Ритка… — произнес Ломота, почесывая голое колено. — Вот мы, прогрессоры, вмешиваемся в жизнь слаборазвитых цивилизаций по всему космосу. И глубоко убеждены, что имеем на это право и действуем им на благо. Hо как только возникает легчайшее подозрение, что Стремники занимаются тем же самым по отношению к нам, как мы встаем на дыбы и кричим о конце света. Где же логика?

Ритка широко распахнула свои синие глаза.

— Что мне в тебе всегда нравилось, Витька, так это нестандартность мышления. Мне никогда такое не приходило в голову. И ни одному из наших тоже.

— Вот я и думаю, Ритка, о моральных аспектах Эксперимента. Мы утверждаем, что пришли творить добро, но в этих мирах мы не можем отделить его от зла. Более того, мы и сами — отягощенные злом.

— А вот это я уже слышала! — радостно воскликнула Ритка. — От одного парня в белом плаще с кровавым подбоем… не далее как четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Далекий взрыв выбил три окна, напомнив о насущных проблемах.

— Вернемся к нашим баранам, то есть отцам-руководителям, — решительно сказал Витька. — Что обо всем этом думает Коматозов?

— А ничего не думает, — пожала плечами Ритка. — Он удалился в Зону и разводит там Малышей. Так что все зависит от того, какую позицию займет Гробовский.

— Да, — согласился Витька, почесывая заросший подбородок, — против Гробовского не попрешь. Глыба! Матерый человечище!

Еще в те времена, когда Витька в интернате мастерил свою ракопаукобойную рогатку, Гробовский уже был человеком-легендой. Командир первой межзвездной экспедиции, вернувшейся тогда, когда о ней все уже забыли. (Кто не видел кадров их возвращения, когда звездолетчики выходили из люка по одному, а председатель комиссии кричал в мегафон «А теперь — Гробовский!» Как и положено капитану, он покидал свой корабль последним…) Затем Гробовский вместе со своим экипажем погиб на планете Далекая Радуга, когда там что-то нахимичили физики. Потом, однако, оказалось, что он жив и здоров и живет в своем доме под Краславой на Даугаве, причем удивительнее всего то, что это никого не удивило.