Митрофан Глобусов: Мысли и размышления

А у нас опять как-то не так. Лозунгов море, а толку ноль. Только вроде прошибет кто-нибудь нау-хау в области очистки территории, так сразу его обвинят в промышленном шпионаже или еще в чем-нибудь. Только возьмется чья-нибудь светлая голова внедрять у нас передовой противомусорный опыт, так тут же и это объявят будущей модернизацией.

Опустимся до уровня отдельно взятой среднестатистической семьи. В ней — жена, муж, ребенок. В ней же и мусор — два-три килограмма в день. Жена загружает в ведро свои отходы, муж свои, а ребенок, являясь самым послушным и безропотным членом семейного коллектива, добавляет сломанные игрушки, разбитые чашки, остатки манной каши, изношенный в младенчестве подгузник и какие-то книги, которые он категорически отказывается читать. И сколько ни убеждай, что нельзя в один пакет складывать рваные колготки, книги и банановую кожуру, а все мимо. Жене наплевать, мужу начхать, а ребенку, как члену этой семьи, наименее интересно заморачиваться в сторону строгой сортировки семейных отходов.

Между тем без сортировки мусора гибель современной цивилизации более чем очевидна. Природа, конечно, погибнет раньше. Достаточно войти летом в подмосковный лес, чтобы убедиться в назревающей гибели подмосковной природы. Свинство, гнусность, пошлость, народная дикость прогрессируют, и вскоре колючий ежик, ягода земляника, древесный дятел, елка и съедобная сыроежка займут свое место среди исчезающих видов биологического происхождения. Бабы и мужики еще поорут в бывшем лесу какое-то время, попоют, подурачатся, водки нашархаются, а после спишут и их в отходы сумрачной современности.

Замена отечественного города на мусорную свалку — прямое следствие нашего хамского отношения к самим себе. Ну, что, казалось бы, стоит не швырять пустую бутылку самим себе под ноги, а ведь нет — швырнем и сделаем это походя, как будто и не заметили, что швырнули. И государство делает свою ставку не на тех, кто эти бутылки собирает, а на тех, кто швыряет. И пошлый мусорный ветер гуляет в головах наших граждан на радость оплеванному этими же гражданами государству.

Но возвратимся к сортировке.

Отсортировывать бытовой мусор все же приятней, чем гнилостный запах в подъезде, жена-идиотка или муж-идиот. И рваные колготки отделить от банановой кожуры полезней, чем вместе с бывшим мобильником запихивать их в пятидесятилитровый мешок. Однако самое полезное — унять порывы мусорного ветра в головах. Вот это, на мой взгляд, самое сложное и самое непредсказуемое. Тут ни Сколково не поможет со всей его задуманной чистотой, ни объявление этого Сколково цветущим оазисом посреди просторов, захламленных до пустоты. Нам поможет только одна, пока еще никем не придуманная, но неизбежная система очистки. И эта система, должно быть, мы сами. А то кто же еще, кроме нас, возьмется за уборку, прилегающей к нам, территории?

Я живу в какой стране? Страна какая меня окружает? Что это за страна, в какой я живу и какая находится вокруг меня? А сам я кто, проживающий в этой стране?

Эти схожие, как мои носки, и кошмарные вопросы мучают меня долгие годы. Тревога по этому поводу страшная. Понять ничего не могу и поразительно сильно мучаюсь. И весь вчерашний день такие мучения у меня, что весь сегодняшний день я опять страдал от собственной мучительной безответности.

Буду и завтра страдать. Ибо понять ничего не могу. При всем желании никак не могу сообразить, какая страна меня окружает. Она для чего такая нужна? Зачем в ней столько часовых поясов и начальства? Какие высшие позывы распорядились столь удивительным окружением?

Живу я, конечно, в домашней обстановке, известной мне своим уютом, женой, мебелью. И в этом смысле меня окружает не страна, а приятные сердцу стены, в которых банальный шкаф бывает главнее, чем я. Но почему я каждое утро должен просыпать весь в поту? И для чего часов в пять утра с металлическим грохотом обрушивается на мою мятущуюся душу тяжелая крышка мусорного бака за окном?

Однако и мусорный бак — это еще не вся страна. Вот в этом я всегда не сомневался. Она потяжелее его, побогаче, помногообразней. Да, она меня окружает, но как-то пошире, позначительней. Она, конечно, тоже вся за окном. И годами, десятилетиями, веками кричит все дни напролет. О чем же кричит страна за окном? А что ищу я в душе своей, прислушиваясь к этому крику?