Александр Матлин: Китайские истории

Внутри храма на вас глядят свирепые, чудовищных размеров воины с мечами. Их четыре, по числу сторон света, и они охраняют Будду. Сам Будда — тоже огромный, золотого цвета, иногда многорукий, а иногда пузатый, как в смешных китайских сувенирах, которые продают у нас в Чайнатауне.

Народу в этих храмах всегда полно — и внутри, и снаружи. Религия не преследуется, не притесняется, но, похоже, находится под зорким надзором государства, как и секс, как, впрочем, и всё остальное.

В одном маленьком городе я видел храм, такой же, как все другие храмы: крыша с загнутыми вверх углами, жёлтые стены. Рядом шло строительство ещё одного, точно такого же храма. Уже был возведён каркас, и стропила на углах будущей крыши уже загибались вверх. На лесах висело красное полотнище, с виду похожее на политический лозунг. Я спросил переводчика, что там написано. Он перевёл: «Завершим строительство храма Божия в сжатые сроки с отличным качеством!».

Отзвуки тех далёких времён всё ещё раздаются в Китае слабым эхом. То встретишь на улице уродливую допотопную машину, оказывается — «Волга». То вдруг заметишь удивительную схожесть военных знаков отличия. То увидишь инженерные стандарты, мучительно знакомые, явно скопированные с советских, и повеет далёкой скучной молодостью.

Молодёжь учит английский — и в школах, и в институтах. А кто постарше, те учили язык старшего брата — русский. Так что половина китайского населения знает «спасибо», «до свиданья» и тому подобное. Машинистка по имени мисс Цо радостно доложила мне, когда нас познакомили, что она учила в школе русский язык. Это она сказала по-китайски, через переводчика.

— Ну, давай поговорим, — обрадовался я, переходя на русский, но мои слова упали в пустоту. Наверно, мисс Цо была плохой ученицей. Я сказал очень медленно:

— Как. Тебя. Зовут?

И это не помогло. Я попросил через переводчика:

— Пусть скажет что-нибудь. Что помнит.

И мисс Цо с готовностью выложила на хорошем русском языке:

— Наша партия — великая, славная и могучая!

Больше она ничего не помнила. Похоже, что её плохая успеваемость компенсировалась идеологической подкованностью.

Я жил в уединении, вдали от цивилизации и работал по двенадцать часов в день, потому что всё равно делать было больше нечего, и по шесть дней в неделю, потому что все в Китае работают шесть дней в неделю. Суббота там не выходной (может быть, поэтому в Китае нет евреев?). Но вот однажды настало воскресенье, и я сказал, что хочу в город.

— Ноу плоблем, — сказали мои гостепреимные хозяева. — Будет сделано.

Приехал на джипе застенчивый юноша Шао Ли и повёз меня в город Ниньгбо, ближайший центр цивилизации. До города километров сорок по бетонной дороге среди ярко-жёлтых полей цветущего «масляного растения», из семян которого, как нетрудно догадаться, выдавливают масло. Весной соберут урожай масляных семечек, поля зальют водой и засеют рисом. В конце лета соберут рис и ещё раз засеют рисом. Поздней осенью соберут второй урожай риса и посеют масляное растение. И так далее в течение следующей тысячи лет. Всё это делается руками частных фермеров, хотя земля по-прежнему им не принадлежит, а дана государством в аренду.

Несмотря на выходной день, на дороге было много велосипедистов. Мне это показалось странным. Шао Ли бросил баранку и знаками объяснил, что воскресенье — выходной не для всех. Многие предприятия работают, а значит, работают и люди. Все люди в Китае — велосипедисты. Вот они и едут на работу.

Шао Ли безостановочно гудел, но велосипедисты не реагировали, а продолжали ехать кто как хочет: кто — с краю, кто — посередине, а кто — и вообще поперёк дороги, с одного края на другой, не обращая никакого внимания на машину. Что-то у них было не так с ментальностью — явно отсутствовало чувство страха перед быстро движущимся предметом. Но Шао Ли только гудел, а вовсе не нервничал и не матерился, как, казалось бы, полагалось шофёру. Время от времени он, не меняясь в лице, совсем было, сшибал этих невозмутимых велосипедистов, и я слабо вскрикивал и хватался за сердце. Но нет, каждый раз каким-то чудом обходилось.

Машин на дороге было мало; гораздо чаще попадалось этакое странное движущееся устройство, похожее на огромного термита. Они его называют трактором, но на самом деле это не трактор, а просто телега, запряженная мотором. Мотор совершенно открытый, с маховиком и приводным ремнём, сидит на двухколесной тачке-каталке, и всё это пристёгнуто к телеге спереди, на отшибе. Извозчик располагается в телеге, и в руках у него вожжи с акселератором. И вот это умопомрачительное устройство, нагруженное чем угодно, с грохотом и дымом носится по дорогам Китая, развивая народное хозяйство.