Феликс Кривин: Шутки с эпиграфами

Трагедия.И, вливая капли в ухо датского короля, его брат прошептал:

— Не тревожься, брат, борьба идет не против тебя, а за тебя! И в этом была вся трагедия.

Увертюра.Ничего еще нет, все только предчувствуется.» Вот сейчас оно явится, сейчас возникнет, как возникает все на земле: из ожидания, из предчувствия.

Условность постановкидошла до того, что на сцене не было никаких бутафории и декораций, а в зале не было никаких зрителей

Фойе.От фантазий действительность отгородилась толстой стеной и здесь разгуливает, рассеянно поглядывает по сторонам и лениво попивает кофе.

Характер в движении.Он прошел по сцене, словно нес на плечах земной шар, но вовремя сбросил его и теперь спешил уйти от ответственности.

Цирк.Иногда приходится стать на голову, чтобы лучше увидеть небо.

Чеховы.Почти банальный сюжет: краткость (сестра таланта) гибнет от руки своего брата, который, как выясняется, вовсе и не был ей братом, поскольку лишь выдавал себя за талант.

Шиллеры.Сколько иной раз нужно коварства, чтобы завоевать любовь публики!

Язык театра.Многоязычен театр, но все его языки — мимики, жестов, умолчаний и слов — легко переводятся на единый язык — аплодисментов.

Простак, Убийца и Король, играя без подсказки, со временем входили в роль и привыкали к маске. И даже, кончив свой спектакль и сняв колпак бумажный, держался простаком Простак, Убийца крови жаждал. Скупец копил, транжирил Мот, Обжора плотно ужинал. Любовник все никак не мог вернуться к роли мужа.

И не поймешь в конце концов: где правда, а где сказка. Где настоящее лицо, а где всего лишь маска.

Разве мало прекрасных Елен?

Пепелище… Безмолвие… Тлен… Все живое уведено в плен… А за что? Почему?

Неясно.

Не поднимется Трол с колен. Пепелище… Безмолвие… Тлен…

Разве мало прекрасных Елен?

Все чужие Елены прекрасны.

И на много, на много дней стала слава пустой и ненужной… Табуны троянских коней разбрелись по своим конюшням. Кони мирно щипали траву и лениво брели к водопою… И все реже им наяву рисовались картины боя. И все реже слышался вой, сотрясавший древние стены…

Тишина.

Безмятежье.

Покой.

Чистый воздух.

Свежее сено.

Бесконечный разгон степей… Стойла чистые… Прочная кровля…

В мире — мир.

Троянских коней прибавляется поголовье.

По ночам, когда землю окутает мгла, загораются звезды над нею. Есть созвездие Ворона, Пса и Орла — нет созвездия Прометея. То ли сфера небесная слишком мала — Прометей на ней не отмечен…

Но горит над землею созвездье Орла, что клевал Прометееву печень. И горит над землею созвездье Пса, злого Цербера, стража ночи. И стоглавая Гидра таращит глаза, словно миру погибель прочит. Скалит пасти Дракон, извивается Змей…

Но от них на земле не светлее…

Среди тысяч и тысяч ночных огней ищут люди огонь Прометея.

— Где Фигаро?

— Он только что был здесь.

— Где Фигаро?

— Он там еще как будто.

— Где Фигаро?

— Он есть.

— Где Фигаро?

— Он здесь. Он будет здесь с минуты на минуту.

Ах, этот Фигаро! Ему недаром честь. Поможет каждому и каждому услужит…

Жаль, что он там, когда он нужен здесь, и здесь тогда, когда он здесь не нужен,

Орфей спустился в ад, а там дела все те же: ни песен, ни баллад— один зубовный скрежет. Кипящая смола, да пышущая сера, да копоть — вот и вся, по сути, атмосфера.