Александр Карнишин: Армейские байки [Сборник рассказов; СИ]

— Ну, орел-воробей, — похлопывает себя по брючине перчатками комбат. — Норматив знаешь?

— Так точно! — хрипит полузадушено тот. Он извивается, он раскачивается, он пытается оттолкнуться от воздуха ногами, и наконец касается подбородком перекладины.

— Раз, — говорит комбат. — Павлов, придержи своего червяка, он же турник оторвет! Павлов подходит сзади, останавливает раскачивающееся тело, выравнивает, придерживает будто, а на самом деле, вцепившись в ремень, что есть силы тащит Воробья вверх.

— Два… Три… Да ты не воробей, ты у нас — лось! — смеется комбат.

— Четыре, — считает уже Павлов, — пять, шесть. Есть норматив, товарищ майор! Одиница ставит оценку в журнале, еще раз проходится перед строем, но теперь уже с довольным видом. Наконец, под крик дневального «Смир-р-рно!» выходит на улицу. Павлов еще минуту выжидает, потом строит взвод и бегом ведет его в столовую, предварительно дав по шее Воробью, который даже и не возражает. В столовой — как всегда, как каждый «прием пищи». Отделения разбегаются по столам, выстраиваются лицом друг к другу, сержанты командуют — «Отделение — сесть! Приступить к приему пищи!», ложки стучат по мискам, выбирая уже остывшую кашу, уже несут заново подогретый чай, и через десять минут сержанты командуют подъем и отрывают бойцов от еды. … А вечером, перед отбоем, сразу после вечерней проверки Павлов обращается к строю:

— Голодные есть? Да не ссыте, пацаны, я серьезно — голодные есть?

— Я! Я! Я тоже, товарищ старший сержант… Он отбирает человек пять из тех, кто тянет руку, поручает их Фадееву, и тот вдоль стеночки, не вылезая под фонари, ведет их в столовую. Там подходит к шефу:

— Тут это, Павлов просил молодых бы подкормить. Хилые…

— Вон там, — мотает тот головой. Пятерка голодных получает ложки и огромный чан, в котором варили гречневую кашу с тушенкой. Пока они выскребывают стенки, Фадеев пьет горячий черный чай из чайника шеф-повара. Через полчаса все уже в своих постелях. Голод притушен на какое-то время. Сны сегодня у молодых будут не об еде.

После подъема, после команды «Подъем!», почти сразу следует команда:

— Выходи строиться на зарядку! А после этих неприятных слов назывался номер формы одежды, по которому каждый боец определял, в каком виде следует спускаться на улицу. Форма номер НОЛЬ. Самая неприятная. Трусы, майки, сапоги и головной убор. Без головного убора — никуда. Иначе, как отдавать честь встреченному старшему по званию? Форма номер ОДИН. Без майки, в штанах, сапогах, ну и головной убор. Летом чаще всего бегали именно в таком виде. Форма номер ДВА. Сапоги, х/б без ремня, головной убор. В таком виде ходили на зарядку и зимой, если не был сильным мороз. Это стандартная форма. Форма номер ТРИ. Холодно, блин! Одевается все, что положено по зимнему времени: х/б, сапоги, шапка, шинель или бушлат. Ни одного дня за два года зарядка взводом по погодным условиям пропущена не была.

Может быть отдельным штатским лицам это слово будет невдомёк… В общем, заправляться — это совсем не то, что думают многие, армию не видевшие. Заправляться — это не заправлять х/б за ремень, не поправлять одежду. Заправляться — это не питаться. Заправляться — это вообще не просто так действие, а армейское священнодействие.

Возможно, именно от утренней заправки и идет старинная армейская поговорка, что в армии все должно быть, пусть, безобразно, но — единообразно. После зарядки и умывания все заправляют свои постели. После завтрака и до утреннего построения все заправляют свои постели. Во время утреннего построения и развода все постели продолжают заправлять оставшиеся дневальные и дежурный. После развода постели заправляют все, оказавшиеся в казарме и не занятые каким-нибудь срочным делом. Нет никакого срочного дела, если не прошли еще отцы-командиры по казармам и не посмотрели на то, как бойцы заправили свои постели. Солдатская постель — это набитый старой ватой, комковатый и «кочковатый» матрас (правда, к вечеру его комки и кочки начинают казаться периной с нетерпением ожидающим отбоя воинам), две простыни, ватная же подушка в белой наволочке и шерстяное одеяло темно-синего или темно-зеленого цвета. Нет одинаковых матрасов, и нет одинаковой методики приведения солдатских постелей, таких разных на вид, к единообразности. Сначала разглаживается простыня, покрывающая матрас. Не просто разглаживается, а натягивается, концы ее забиваются туго под матрас, и становится тощий и плоский слой ваты в подматраснике похожим на лодку с загнутыми кверху краями, стянутыми простыней. Следом укладывают вторую простыню и повторяют тот же натяг, но край простыни оставляют пока свисать спокойно. Теперь очередь одеяла, которое натягивают поверх всего этого великолепия, и теперь уже не видны никакие комки-кочки. Свисающий край простыни красиво заворачивают конвертиком сверху. Подушки в разных частях кладут по-разному. У нас их взбивали, один угол вбивали внутрь и ставили такую треуголку точно посередине изголовья, острыми концами в стороны. Все это успевают сделать хозяева кроватей после завтрака. Это делается быстро и привычно. Руки натягивают, заворачивают, подтягивают, уминают, не загружая голову. А потом — развод. Развод длится полчаса. За это время дневальные по шнурку выравнивают кровати и матрасы. Кровати неустойчивые, старые, качающиеся, но нужно их выставить так, чтобы зашедший командир видел только первую из них, остальные — в линейку за ней. Теперь так же по шнурку выравниваются уже заправленные матрасы. Линия их должна быть ровной и приводить в изумление начальника санчасти, проверяющего качество уборки. Но этого мало. Кроме выравнивания, дневальные должны обеспечить внешний вид постелей: каждая из них должна быть идентична предыдущей. Это достигается простым приведением постели к состоянию кирпича с острыми углами. Где-то используют табуретки, где-то я видел даже утюг, но чаще дневальные бегают вдоль строя выровненных кроватей и ладонями «отбивают» стрелки там, где они должны были бы быть, если бы матрас имел строго прямоугольную форму.