Джером Джером - О том, что не надо слушаться чужих советов

Как-то поздно вечером, зимою, прохаживаясь по перрону Юстонского вокзала в ожидании последнего поезда на Уотфорд, я заметил человека, ругательски ругавшего автомат. Дважды он грозил автомату кулаком; казалось, он его сию минуту ударит. Повинуясь естественному любопытству, я тихонько подошел поближе. Мне хотелось понять, о чем он говорит. Человек, однако, услышал мои шаги и обернулся.

— Это вы здесь только что были?

— Где именно? — переспросил я в ответ, ибо ходил по перрону уже минут пять.

— Ну здесь же, где мы сейчас стоим! — отрезал он. — Вы что думаете: здесь — это вон там, что ли? — Видимо, он был сильно раздражен.

— Вполне может быть, что я проходил уже по этому месту за время своей вынужденной прогулки по перрону, если вы это имеете в виду. Вам это угодно знать? — отозвался я с подчеркнутой любезностью, ибо мне хотелось пристыдить его за грубость.

— Мне угодно знать, — продолжал он, — с вами я разговаривал минуту назад или не с вами?

— Нет, не со мной, — отвечал я. — Честь имею.

— Вы уверены? — не отставал он.

— Ну, знаете! Разговор с вами не так-то скоро забудешь! — не выдержал я. Меня оскорблял его тон.

— Простите, — с неохотой выдавил он из себя. — Здесь подходил один. Разговаривал. Я думал, что это, может быть, вы.

Я немного смягчился. На платформе, кроме него, никого не было, а до поезда еще оставалось четверть часа.

— Нет, это не может быть я, — ответил я добродушно. — А что, он вам нужен?

— Да, нужен! — ответил он. — Я опустил пенни в эту щелку, — продолжал он, как видно чувствуя потребность излить душу, — Я хотел получить коробку спичек, но оттуда ничего не выскочило. Я уж этот проклятый автомат и тряс и ругал. А тут подошел какой-то, ну вот с вас ростом. Послушайте, а это наверное были не вы?

— Да нет же, — отвечал я. — Я бы вам сказал, если б это был я. Ну и что ж он сделал?

— Он видел, что произошло, или, может быть, догадался. Он сказал: «Капризная штука, эти автоматы! Ими еще, знаете, надо уметь пользоваться». А я ему говорю: «Надо их все собрать и швырнуть подальше в море, вот что!» У меня не было ни одной спички. А я курю. Мне они постоянно нужны. Он мне и говорит: «Иногда монетка застревает. Это значит, что вес ее недостаточен. Тогда нужно опустить вторую. Вторая монетка спускает пружину и сама выскакивает. Так что вы получаете все, что хотели, да еще в придачу монетку. Я всегда так делаю». Объяснение довольно нелепое, но он говорил так уверенно, словно сам этот автомат выдумал. И я его, дурак, послушал! Я опустил еще одну монетку — пенни, как мне тогда казалось, — только сейчас я обнаружил, что это была монета в два шиллинга. Этот безмозглый идиот до некоторой степени был прав. Что-то действительно выскочило из автомата. Не угодно ли вот — полюбуйтесь!

Он протянул мне пакет. Я взглянул на этикетку и увидел, что это леденцы от кашля.

— Два шиллинга и один пенс, — добавил он с раздражением. — Может, купите, а? За треть цены отдам.

— Вы опустили монетки не в ту щель, — предположил я.

— Это я и без вас знаю! — отвечал он, как мне показалось, излишне резко. Собеседник он вообще был не из приятных, и, имей я возможность поговорить с кем-нибудь еще, я незамедлительно бы с ним расстался. — Ну, деньги, куда ни шло, пропали — и ладно, но на кой черт мне эти проклятые леденцы? Попадись мне сейчас этот болван, я бы запихнул их ему в глотку.

В молчании мы шли до края платформы и повернули обратно.

— Ведь есть же такие люди! — опять разразился он. — Вечно лезут со своими советами. Боюсь, что когда-нибудь заработаю месяцев шесть за такого вот субчика. Помню, у меня был пони. (Собеседник мой, насколько я мог судить, был мелким фермером; в манере его выражаться было что-то огородное, не знаю, вполне ли вам ясно, что я имею в виду, но все время, пока вы разговаривали с ним, вам лезли в голову какие-то овощные мысли.) Хороший был коняга, уэльской породы. Выносливее животины я никогда не встречал. Всю зиму он пасся у меня на воле, а как-то ранней весной я решил проехаться на нем. Мне нужно было в Амершем по делу. Я запряг его в тележку и стал погонять. До Амершема всего десять миль, но пони оказался норовистым, и к тому времени, когда мы добрались до города, он был уже весь в мыле.

В дверях гостиницы стоял человек.

— Славный у вас пони, — говорит он мне.

— Да так себе, — отвечаю я.

— Очень-то его гонять нельзя. Он еще молод, — поучает он меня.