Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

— Доброе утро, Хэнк.

— Доброе утро, Келли.

— У вас невеселый вид. Что-то стряслось?

Есть вещи, о которых положено молчать. Генри любил эту женщину, но даже ей не готов был явить коршунов, терзавших его грудь.

— Так, кой-какие досадные письма, — сказал он. — Да и вы что-то не блещете весельем.

— Просто тоже беспокоюсь. У вас тут привидение в хозяйстве есть?

— Не встречал. А что?

— Вчера, после того как мы расстались, ко мне пришел Уэнделл, весь трясется. Говорит, что видел человека на лужайке. И не просто человека, а того самого, который нехорошо смотрел на него в баре. Я вышла с кочергой и, конечно, никого там не обнаружила. Я подумала было, что это фамильное привидение, но, раз вы говорите, что тут таких не водится, значит, ему от напряжения начало мерещиться всякое-разное.

— Плохо дело.

— Хуже некуда. Теодору тоже, бывало, мерещилось невесть что, а такие вещи бывают в роду. Знаете, отчего это у него, я думаю?

— Отчего?

— Он выгнал Кларенса и мучается, что теперь Лоретта ему кого-нибудь подсунет. Сегодня же поеду в Лондон и найду Уэнделлу нового камердинера. Сяду на вечерний поезд и остановлюсь в отеле, чтобы вечером пойти на шоу. Хотите со мной?

— Охотно бы, да я обещал встретиться с викарием насчет школьного пикника.

— Отложите на потом.

— Уже два раза откладывал. Больше нельзя.

— Жалко. Здорово было бы поехать вместе. Ладно, такова жизнь. Насчет Уэнделла. Обидно до слез, что это портит ему визит. Ему так здесь нравится. Он просто бредит вашим домом.

Генри вздрогнул.

— Эшби-холлом?

— Ага. Так мне и сказал. Только подумать, говорит, что все его предки жили здесь сотни лет. По виду не скажешь, но вообще-то он жуткий романтик.

Генри не верил своему счастью.

— Ему правда нравится это архитектурное чудовище?

— Дом его мечты.

— Вот и купил бы его.

Келли изумилась.

— Но вы же не продадите?

— Еще как продам!

— Мне казалось, что вы, поместные землевладельцы, или как это называется, скорее умрете, чем расстанетесь со старым домом.

— Я — нет. Мне нужны деньги.

— Всем нужны.

— И я объясню, почему. Будь у меня хорошенькая кругленькая сумма, я попросил бы вас выйти за меня замуж.

— Что?!

— Я сказал.

— Ну, Хэнк Параден, вы меня просто убили! Вы правда хотите на мне жениться?

— Больше всего на свете.

— Удивительное совпадение. Только вчера, когда мы болтали под луной, я подумала, как здорово было бы выйти за вас замуж.

Человеку, сидящему за столом, трудно стремительно вскочить, но Генри, опрокинув стул, справился с этой задачей.

— Келли!

— У меня это с самого первого дня, как мы познакомились.

— Не верю!

— Что вас удивляет?

— Вы такая замечательная!

— Вы — тоже.

— Я? Я — пустое место. Стареющий Алджи.

— Кто такой Алджи?

— Мой племянник. Лодырь и дармоед. Как и я. Я недостоин поцеловать, как это называется, вашего платья.

— Если это все, что вы хотите поцеловать… — сказала Келли. — А вот это вы должны будете делать каждую минуту, если не чаще, — добавила она по прошествии некоторого времени.

Генри по-прежнему сомневался.

— Ты уверена, что не совершаешь ошибку?

— Еще как уверена.

— Если Стикни не купит дом, нам придется худо.

— Ну и что?

— Тебя это не заботит?

— Я только рада. По-моему, люди, которые женятся практически без денег, самые счастливые. Когда бедному человеку удается выкроить хоть немного, он веселится от души. Богатым все скоро приедается, и любовь угасает.

Этого Генри вынести не смог. Он не хотел бы противоречить ей даже в такой мелочи, но тут она перегнула палку.

— Нет, — твердо сказал он. — Моя любовь к тебе не угасла бы, даже будь у меня миллион.

— Могла бы угаснуть.

— Нет.

— Я просто сказала, что могла бы.

— Не могла бы.

— Ладно, — уступила Келли, — я просто говорю, что куда приятнее считать каждый цент, и ездить в Лондон на ланч и утренний спектакль в твой или мой день рождения, а мне самой шить себе платья, чем… чем…

— Наоборот.

— Да, чем наоборот. Было бы совсем не то, если бы Теодор оставил мне миллион, а не умер бы по уши в долгах.

— Ты совершенно права. Мы бы не пережили всего того, что нам предстоит, и не чувствовали бы себя такими близкими.

— Я знала в Нью-Йорке одного бедолагу, который унаследовал от отца двадцать миллионов и женился на девушке, у которой было в два раза больше.

— Что с ним стало? — в ужасе спросил Генри.

— Не знаю. Наши пути разошлись. Но только вообрази этих двоих!