Виктор Шендерович - Изюм из булки

— Лужков, — говорил он. — Лужков, точно. Или Маслюков. В крайнем случае, Черномырдин.

К вечеру среды были написаны все три варианта, В четверг утром Ельцин выдвинул Примакова…

В конце девяностых в Москве появилась сеть закусочных «Русское бистро»: патриотический фаст-фуд, наш ответ «Макдоналдсу». Для показа, что живой, и демонстрации близости к народу на открытие одной такой пищевой точки привезли президента России Ельцина Бориса Николаевича.

Предварительно, разумеется, установив на месте события телекамеры.

И вот — о счастье! — Ельцин своими ногами вышел из лимузина и пошел лично пробовать пирожок с вязигой и запить оный кваском ядреным, с хренком! Народ, разумеется, разогнали по округе погаными метлами, чтобы случайно питающийся по соседству избиратель не испортил дедушке аппетит.

Дедушка взял заранее проверенное охраной питание, пошутил заранее написанный текст и вместе с подносом и свитой двинулся к кассе, за которой уже полчаса сидела в предынфарктном состоянии заранее отобранная кассирша.

Пришел, таким образом, час расплаты.

На этот случай дедушке дали деньги, — и Борис Николаевич, будучи человеком вполне непосредственным, начал прямо у кассы их рассматривать. Он видел деньги в первый раз, и ему было жутко интересно.

Дедушке помогли подобрать нужные бумажки, и сближение с народом состоялось.

Летели из Сочи.

В соседнем кресле кочумал крепкий молодой человек. Он только что вернулся из армии и находился на жизненном распутье вот какого свойства: у юноши была задумка поставить свою жизнь на крепкое финансовое основание, и он колебался между школой милиции и работой на братков.

Братки предлагали дело и крышу — в школе милиции была перспектива стать крышей самому. Но у братков деньги начинались сразу, а в школе милиции первых серьезных «бабок» надо было некоторое время дожидаться.

С другой стороны, у братков постреливали, а юноша хотел пожить подольше.

У каждого из вариантов, таким образом, имелись свои плюсы и минусы, и юноша спрашивал моего совета как человека пожившего. Я отнекивался, но юноша, еще выпив, потребовал наконец прямого ответа. К браткам — или в милицию?

Я сказал, что, по моим наблюдениям, в текущий исторический момент одно другому не мешает, чем, кажется, снял камень с его пытливой души.

Дело было в середине девяностых.

Где он сейчас? В каком чине? Я заранее горжусь моим воспитанником.

Санкт-Петербург, 1997 год. Поздний вечер. На улице, что интересно, Салтыкова-Щедрина (!) стоит пьяненькая тетушка в возрасте между «ягодка опять» и средне-пенсионным.

— Мужчина, — говорит она мне, — ну куда вы торопитесь?

— В гостиницу, — отвечаю, — а что?

— Зачем же в гостиницу, — говорит ночная бабушка и улыбается мне довольно интимно. Несколько ошарашенный (ибо на проститутку моя собеседница похожа, как я на Марлона Брандо), интересуюсь: что же она может предложить мне взамен? И бабушка с готовностью выкладывает свой нехитрый прейскурант: сауна, несколько ее товарок на выбор… Видимо, на моем лице отразился сыновний ужас, потому что женщина, смутившись, сказала (дословно):

— Мужчина, вы не подумайте чего, мы приличные домохозяйки… Просто у нас сейчас период оплаты счетов!

Спустя несколько лет после эмиграции Янислав Левинзон, капитан популярнейшей в свое время, одесской команды КВН, приехал в Москву и поселился в одноименной гостинице. Помимо него обитали там, в частности, иногородние депутаты Госдумы.

И вот едет, значит, Левинзон в лифте, а вместе с ним едут два мужика со значками на лацканах — избранники народа. Один избранник (бывший телезритель) внимательно смотрит на Яна и наконец спрашивает:

— Простите, вы на утреннем заседании были?

А вы лицо Левинзона представляете? Такой фракции еще нет. Ян, честный человек, отвечает:

— На утреннем заседании я не был. Депутат уточняет:

— А на вечернее — пойдете?

— Даже не подумаю, — отрезает честный Левинзон. Вдохновленный этим ответом, депутат повернулся к коллеге:

— Вот я и говорю: не хрена нам там делать!

В новейшее время начальство в полном составе рвануло в сторону духовности. Обкомы в полном составе перешли в православие, и не осталось ни одного офицера КГБ, который не отметился бы со свечкой у алтаря. И вот — весна 1994-го, Кремль, Соборная площадь; из церкви, под перезвон колоколов, при большом скоплении народа выходят президент и патриарх. И Борис Николаевич, расчувствовавшись, говорит: