Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет [Авторский сборник]

— Садитесь, Василий Андреевич…

— Ничего, не устал…

— Садитесь, а то и мне придется встать.

— Если приказываете, в таком случае…

Как мне не хотелось поручать Митрофанову дело Грохотова! Но ничего не поделаешь — комбинат его «объект». Послать туда другого — значит обидеть Митрофанова.

— Я вас очень прошу, Василий Андреевич, отнестись к этому поручению как можно внимательнее.

— Разве я вас когда-нибудь подводил? Я всегда внимателен, Лидия Михайловна…

Опять я, кажется, не так начала разговор.

— Речь идет о судьбе человека.

— Понимаю…

Когда Митрофанов уже уходил, я еще отчетливее поняла, что не надо было ему это поручать. Надо было попросить кого-нибудь из членов внештатной комиссии по приему. Лучше бы всего Илью Степановича Воронова, но он болен.

Посмотрю, что расскажет Митрофанов. Срок у него — пять дней.

А он доложил мне на следующий день. Увидел меня в коридоре и, как всегда, с приятной улыбкой поздоровался:

— С хорошей погодой, Лидия Михайловна.

— И вас также, — в тон ему ответила я и пошла дальше.

Но он задержал меня. Приятная улыбка соскользнула с лица.

— Разрешите доложить. Я разобрался с тем поручением.

— Идемте, расскажите.

Снова повторился весь ритуал:

— Садитесь, Василий Андреевич.

— Ничего, не устал.

— Рассказывайте.

Я приготовила блокнот. Но так ничего и не записала. Митрофанов, заглядывая в записную книжку, сначала подтвердил правильность решения бюро райкома:

— Бюро, Лидия Михайловна, решило правильно и принципиально… Гражданин Грохотов недостоин высокого звания члена партии.

Слово «гражданин» дало мне понять источник информации Митрофанова. Но я слушала, не перебивала.

— Недисциплинированный товарищ… Понизил качество. Индивидуалист. Пренебрег общественными обязанностями.

Все это я могла не записывать. Митрофанов перевернул в записной книжке страницу и снисходительно заявил:

— Мог бы быть хорошим парнем. Связался с девчонкой не совсем лестного, извините, поведения. Легкомысленная особа. Точнее сказать, почти тунеядка. Длительное время нигде не работала. Жила, вернее, существовала на не трудовой, извините, доход, если так можно выразиться… Любит шикнуть, одеться покрасивее, — одним словом, плесень… Тянет с парня, а он не выдержал, поддался. Вот, пожалуй, и все, Лидия Михайловна.

— С кем вы разговаривали?

— Со многими. Все в один голос…

— С кем именно?

— Я сказал — со многими. С Телятниковым, с председателем фабкома Бирюзовой. Она дополнила — очень, говорит, шумный парень. Не в мать, та уравновешенная, а этот крикун, требовал, чтобы ребенка вне очереди и ясли взяли. А когда отказали, он скандал затеял…

— Еще с кем говорили?

— Со многими. Телятниковым, с Бирюзовой…

— С кем еще?

— Да вот еще, совсем забыл. С дружинниками. Один Яковлев, другой Володин. Оба и один голос: «Пропал Грохотов. Попал как кур во щи!» Я, естественно, уточнил: «Манкирует?» Отвечают: «Не то слово! Совсем не видим».

— У вас все, товарищ Митрофанов?

Оттого, что я назвала его по фамилии, а не по имени и отчеству, у Митрофанова по лицу пробежало недоумение, даже, пожалуй, испуг, и он торопливо ответил:

— Все, все… Все точно, Лидия Михайловна…

— Хорошо, товарищ Митрофанов. Вы свободны.

Но он не уходил.

— Написать?

— Нет, спасибо…

Он вышел, а я подумала: почему я так устала? День только начался, а я устала. В чем дело?

В дверь постучали.

— Войдите!

На пороге Митрофанов. На лице приятная улыбка, правда, немного растерянная…

— Я забыл сказать… Дополнить можно?

— Говорите.

— Ради объективности хочу сказать. Хорошую характеристику товарищу Грохотову дал мастер цеха…

Он полез за записной книжкой.

— Несмотря на допускаемый товарищем Грохотовым в последнее время брак, он несомненно хороший производственник, проявляет заботу…

— Хорошо, Василий Андреевич…

Я пожалела инструктора, назвала его привычно — по имени и отчеству. И он ушел, видимо, немного успокоенным.

А пожалела ли? Полно, так ли? Может, себя, Лидия Михайловна, пожалела? Может, неумышленно, подсознательно уклонилась от прямого разговора с Митрофановым? Я же не поверила ему? Он ведь не выяснил по-настоящему судьбы Грохотова. Как часто мы говорим в таких случаях о других: «Отнесся формально к серьезному делу, бездушно». А если он прав? И Грохотов действительно такой, каким его видят Телятников и Митрофанов? Голосовали же на собрании многие коммунисты против него? Ошиблись? Они с ним вместе работают, и не первый день. А ты увидела Грохотова только на бюро. И уже решила, вернее, почти решила, что допустила ошибку, и не только сама, а все члены бюро. Правда, не все. Профессор не голосовал, воздержался. И Семен Максимыч, председатель райисполкома, не голосовал…