Олег Павловский - Мрассу — Желтая река

— За встречу! За знакомство!

Я, как официант первоклассного ресторана, обслуживал гостей, краснея от беспрестанных похвал в свой адрес. Валера делал мне какие-то знаки, но мне некогда было обращать на них внимание. Я подливал, добавлял, накладывал…

Кулинары из таежных шорцев, не в обиду им сказано, самые примитивные: мясо отварят, толкунец из муки сделают, чаю напьются. С пряностями они не знакомы, уксус тоже для них проблема, томат и изюм — тем более. Они причмокивали, восторженно покачивали головами, хлопали себя по груди в области сердца, отдавая тем самым дань моему искусству, и с завидным аппетитом съели все, что я наготовил, вышли предовольные из-за стола, поклонились чуть ли не в пояс.

— Ай, спасибо! Такой раз в жизни кушал. Ай, спасибо!

Глухонемой Николай растягивал губы в улыбке и прикладывал руку к сердцу. Шалтреков подсел к ребятам и стал рассказывать про упавшего с горы мишку, оснащая рассказ новыми деталями и совершенно не замечая, что голодный Кузьма вот-вот упадет в обморок. У меня самого спазмы сжимали пустой желудок.

Частично дело можно было поправить — томат у меня еще оставался. Но возиться с хариусом было некогда, а в бумажном кулечке не осталось ни изюминки.

Я распалил костер и стал варить суп. А после супа будет чай с шалтрековским медом. В конце концов, и это не так уж плохо. Жаль только, что Виктор Оладышкин вышел из этой битвы непобежденным.

— Позагорать, что ли… — лениво сказал Кузьма, вставая и потягиваясь после завтрака. Он утверждал, что не столько пользы дает сам загар, сколько соприкосновение голого тела с матушкой-землей. Дескать, при этом человек освобождается от избытков электричества, отрицательно действующего на нервную систему.

Я поддержал Кузьму. Что греха таить — люблю поваляться на песочке. Не с утра до вечера, конечно, а часочек-два под утренним, нежарким еще солнышком, насыщенным самым настоящим ультрафиолетом, — великолепно!

А Валера загорать не любил. Он вообще никогда не открывал солнцу даже спину. Несмотря на мощное телосложение, у него была удивительно нежная и белая кожа. Он берег ее от волдырей.

Валера решил податься на ручеек, открытый на днях таймешатниками в полутора километрах от лагеря, И стал искать попутчика. Я, вспомнив происшествие на Кылзаге, отказался наотрез. Тогда Валера стал уламывать Игната. Игнат долго колебался, испытующе взглядывал на Валеру и согласился только тогда, когда Валера дал ему «железное» слово, что не будет зря шарашиться, рассказывать о своих победах на спортивных аренах, а также стрелять во что попало и куда попало.

Они взяли с собой все вооружение, боеприпасы и подались вверх по Мрассу. Дошли до ручейка, огляделись, место было нехоженое, дикое. Неширокий ручей сбегал в Мрассу, продравшись сквозь нагромождения камней, поваленные ветром деревья и сплетенные заросли тальника и кустарников.

Идти по ручью было нелегко и жутковато. Корни вывороченных деревьев с повисшими на них лохмотьями почерневшего мха походили на сказочных страшилищ. Ручей ворчал на них и тут же убегал в сторону, то пропадая в изломах русла, то вновь посверкивая чешуйчатой от ряби спиной.

Валера на всякий случай вынул из-за пояса пистолет кота Базилио.

Пистолет этот приобрел Игнат у знакомого артиста местной оперетты. Артист, член общества охотников и рыболовов, сам сделал его из обрезка ствола старой берданы и стрелял по ходу действия на сцене холостыми зарядами. Тогда еще не так строго относились к хранению огнестрельного оружия, как сейчас. Выстрелы производили впечатление. Зрители вздрагивали, партнеры падали, и, говорят, их потом приводили в чувство только при помощи нашатырного спирта.

В конце концов, партнеры взбунтовались. Они подали коллективное заявление в местком и пожарную команду. Пистолету грозила конфискация. Тут-то и подвернулся Игнат, из всех видов театрального искусства более всего обожающий оперетту, знающий всех актеров наперечет и потому получивший возможность бывать изредка за кулисами.

— А дробью из него можно?

— Да хоть чем, — невозмутимо ответствовал опереточный герой-любовник. — Я с ним запросто на медведя ходил.

— Убил?

— Не попался, к сожалению. А то бы р-раз — и в самое сердце.

Кузьма от пистолета пришел в ребячий восторг. Правда, выстрелить из него первым не решился. Игнат сослался на то, что вообще не любит стрелять, а пистолет приобрел только из любви ко всякого рода техническим новшествам. Инициативу взял на себя Валера. Он прицелился в консервную банку, поставленную на пень в десяти метрах. Игнат и Кузьма на всякий случай попрятались за толстые деревья. Виктор Оладышкин лег на землю и зажал ладонями уши.